И за солдат ответил я сам.
— Я тоже хочу остаться с ними. Подам рапорт…
…Александров закрыл глаза и долго-долго молчал, как будто что-то вспоминал. Наконец, тихо сказал:
— Так закончилась беседа, беседа коммуниста с солдатами об организующей роли партии в Великой Отечественной войне… Давайте, товарищ военный корреспондент, прикорнем немножко перед рассветом, на солдатский манер.
Впрочем, спали мы не совсем по-солдатски: на пуховых перинах, которые заботливый старшина притащил сверху, из брошенного немцами дома.
Но еще раньше чем рассвет пустил над землей свои первые голубые стрелы, нас разбудил шум у порога землянки.
Капитан Александров приподнялся на локтях прислушиваясь.
— Что за чертовщина?
Дверь открылась, и на пороге появилась серо-зеленая фигура немецкого солдата. Он стал спускаться со ступеней, спокойно оглядываясь по сторонам. За первым солдатом из темноты вынырнул второй, потом третий… Мы вскочили, как подхваченные ветром. У телефониста в рукак уже оказался автомат. Он угрожающе щелкнул затвором и закричал:
— Хальт! Хальт! Хенде хох!
Немцы растерянно переглянулись и нерешительно стали поднимать руки. Тут мы заметили, что они были без оружия.
— Не шуми, не шуми! — раздался из темноты коридора голос Василия Андронова и вслед за четвертым немцем показалась его коренастая фигура, увешанная трофейным оружием. Замыкал всю эту странную процессию Мадраим, волоча на веревке еще одного человека в серо-зеленом.
Капитан Александров вопросительно смотрел на друзей, ожидая объяснений.
— Разрешите доложить, товарищ капитан, — начал было Андронов.
— Рассказывай, рассказывай, — нетерпеливо перебил Александров.
Но сначала немцев отвели в дальний угол подвала и разрешили им сесть на пол. Мадраим развязал руки своему пленнику. Серо-зеленые, под цвет мундира, глаза фашиста зло смотрели из-под светлого, низко опущенного чуба. Фуражку он, видно, потерял в схватке. А схватка была горячей, если судить по его мундиру, испачканному грязью, ссадинам и кровоподтекам на руках и жирном отечном лице.
— За этим надо смотреть в оба, — спокойно сказал Мадраим.
— Будем смотреть вдесятеро, — пошутил капитан.
— Может быть, ты доложишь, сержант? — спросил Андронов своего друга. — Ты все-таки больше меня пострадал…
Мадраим смущенно отвернулся, но мы уже успели заметить у него под глазом большой синяк.
— Ты старший, ты и докладывай.
Андронов оглядел пленников, молча и настороженно сидевших в углу, и рассмеялся громко и задорно. Глядя на него, засмеялся и Мадраим, изредка прикладывая ладонь к синяку.
