Я был свидетель умиленный
Ее младенческих забав.
Она цвела передо мною,
Ее чудесной красоты
Уже угадывал мечтою
Еще неясные черты.
Одновременно с вышеупомянутыми молодыми светскими барышнями Пушкин встречался на балах и Софьей Потоцкой, которая так же могла очаровать поэта, и так же только «платонически».
Софья и сестра ее Ольга были дочерьми знаменитой гречанки – Софьи Константиновны Глявонэ, у которой была удивительная судьба. Ее подобрал в константинопольском трактире польский посланник в Турции, привез в Варшаву, где она стала женой военного Иосифа Витта, а вскоре за тем и непременной спутницей князя Потемкина-Таврического в годы завоевания им Крыма. Получив от него обширные поместья на завоеванном полуострове, Софья Витт стала после смерти светлейшего князя женой коронного гетмана Малороссии Станислава Потоцкого.
Их дочь Софья была молода и красива. В ней, писал Вяземский, «все нездешнее, неземное, райское, небесное, и лишь взгляд ее обнаруживает искру чувственности, способную разгореться в пожар поэзии и любви. Но дева горда и неприступна; в своем томлении она остается одинокой». Гроссман считает, что именно ее имел в виду Пушкин когда писал стихотворение «Платонизм», в котором как бы подтверждаются слова Вяземского:
В уединенном упоенье
Ты мыслишь обмануть любовь.
Напрасно! – в самом наслажденье
Тоскуешь и томишься вновь.
И далее полушутливо предупреждает о том, что не следует сдерживать порывы, ибо красота не вечна.
Амур ужели не заглянет
В неосвещенный твой приют?
Твоя краса, как роза, вянет;
Минуты юности бегут.
Вряд ли увлечение Софьей Потоцкой было серьезным, как считают некоторые «пушкинисты».
Женская красота ведь всегда привлекала поэта, и ухаживание за красивой девушкой или женщиной было естественным для такого сексуального юноши, как Пушкин. Вообще-то стихотворение «Платонизм» обращено к некоей Лидиньке и довольно игриво по содержанию. В нем явно проскальзывает мысль о том, что красивой дувушке не стоит заниматься «мастурбацией», а лучше отдать себя нормальному сексу с мужчиной в браке. У Пушкина очень трудно понять, где его «романтические» чувства, а где «эротизм», прикрытый тонкими намеками и легкой иронией.
Я понял слабый жар очей,
Я понял взор полузакрытый,
И побледневшие ланиты,
И томность поступи твоей…
Твой бог не полною отрадой
Своих поклонников дарит.
Его таинственной наградой
Младая скромность дорожит.
Он любит сны воображенья,
Он терпит на дверях замок,
Он друг стыдливый наслажденья,
