Так, как нам быть с наукой в период реэволюции. Перестройка науки определяется тезисом шаг вперед, два назад. Да, хотят смены парадигм, но при сохранении кафедр и штатного расписания. Ломать, не строить. А что делать с тезисами написанными пять лет назад, научными статьями, монографиями, где только, что отстаивали перед Ученым советом совокупность новизны и решения поставленных задач. Где хоть и коэффициент полезного действия прежний – шажок вперед, и отскок в сторону, и вот последний путь диссертация с научной новизной отправляется в архив на покой.
Ученый на французском языке означает эрудит, в нашей версии это творческий деятель, который умеет работать с научной литературой, писать тезисы в сборники, статьи в специализированные журналы, иногда монографии. Умеет эрудированно компилировать источники литературы. С соискателем работает научный руководитель, как технический ученый или писатель, который готовит совместный труд для ученой степени. Не будем говорить о грустном, а именно, о человеческих слабостях.
Вхождение в науку. Вот это да! Это первые листы исписанные автором, перечеркнутые руководителем, раскритикованные оппонентами. Тонны балласта отбрасываются на отвалы научных террикоников при оформлении формы диссертации, а, отнюдь, не содержания. Несколько слов будет сказано о диссертанте на фуршете, как об очередном соискателе, который достоин искомой ученой степени с возможным в дальнейшем кадровым ростом. И узаконенное научное звание эрудита, то есть думающего человека в широком смысле слова. Еще сделан шаг в сторону науки для науки, а не ради карьеры. Очень в это верится!
И потом в последний путь, где даже надпись «оставь надежду навсегда» не останавливает претендентов. В суете черных Оппонентов происходит продолжение таинства посвящения в научный сан. Драгоценные диссертации развозят по комиссиям, как дрова, на скрипучей тележке. Часами, неделями, месяцами труды ученых философов в длинном ряду дожидаются своего вердикта от чиновничьей аттестационной комиссии.
В тихой канцелярии делается последний оттиск печати с резолюцией для соискателя, который в одночасье из эрудита становится большим пребольшим ученым. В высших инстанциях науки не бывает реэволюции. Сейчас спросить не у кого, сколько бы лет пришлось ожидать почетного звания и печати на гербовой бумаге, например, бедным философам Аристотелю или Платону. Замечательно, что черновики рукописей не тлеют. Если и происходит замалчивание новых идей, то больше по невежеству некоторых кафедральных работников, которые очень часто восклицают «не может быть?!», что это труд под силу только целому институту.
