Но были в этой тактике и свои изъяны. Даже при свете фонарика он не смог избавиться от ощущения слабого, таинственного подрагивания холщевой перегородки, закрывавшей нишу «Только для взрослых». Он знал, что за ней находится, и при мысли об этом начал дрожать.
Вернувшись на прежнее место в демонстрационном зале, он сомкнул веки и почувствовал, как перед глазами залетали светлые крапинки, кружащиеся в завораживающем танце. Далеко за окном послышался одиночный удар башенных часов. «Неужели только один?» Он осветил фонариком собственные наручные часы и убедился — всего лишь час ночи. Роджерс придет к восьми, даже раньше Орабоны. Свет с улицы проникнет в основное помещение задолго до этого, но сюда не проскользнет ни единый луч — все окна в этой части подвала были заложены кирпичом, и застекленными оставались лишь три узенькие оконца-бойницы, выходящие во двор. Все указывало на то, что ожидание окажется долгим.
Сейчас его слух оказался в плену самых диких галлюцинаций — он мог поклясться в том, что слышит медленные, крадущиеся шаги за запертой дверью мастерской. Затем ему показалось, что он различает звук поворачиваемого в двери мастерской ключа. Он включил фонарик, но увидел лишь старинный шестипанельный прямоугольник двери, который ни на дюйм не сдвинулся с места. Джонс снова вернулся во тьму, закрыл глаза, но так и не смог отделаться от мучительной иллюзии какого-то скрипа — на сей раз определенно не гильотины, но медленно, тайком открываемой двери в мастерскую.
Нет, он не закричит — если это случится, то он определенно потеряет контроль над собой. Теперь Джонс отчетливо различал медленные, шаркающие шаги, которые неумолимо приближались. Он должен держать себя в руках, разве ему это не удалось, когда сознание заполнили безымянные чудища, пытавшиеся завладеть им? Шаркающие шаги приблизились, и от всей его решимости не осталось и следа. Он не закричал, а лишь натужно выдавил в темноту:
— Кто там? Кто ты? Что тебе надо?
Ответа не последовало, хотя шорох не стихал. Джонс не мог уяснить, чего боится больше — включить фонарик или оставаться в полной темноте, пока неведомое не приблизится к нему. Горло и пальцы парализовал леденящий ужас. Тишина становилась невыносимой, а кошмар полной темноты стал походить на безумную пытку. Он снова истерически прокричал неведомо куда и кому:
— Стой! Кто ты?! — и тут же послал вперед луч фонарика.
Через мгновение, парализованный тем, что предстало перед его взором, он выронил фонарик и закричал, заорал, завопил не переставая…
