Мне пришла в голову тщеславная идея: сфотографироваться верхом на верблюде.
Я занес ногу между верблюжьими горбами и взгромоздился на корабль пустыни. Фотограф без лишних объяснений понял мою идею и приготовился снимать. Остановка за малым: нужно заставить верблюда подняться. «Тур (вставай)!» — закричал я по-узбекски. Верблюд притворился, что узбекского языка не понимает. Я и кричал, и уговаривал, и трепал его голову, и бил его пятками по бокам. Верблюд не шевелился. В конце концов я собрался бесславно слезть с него, поставил правую ногу на землю и вдруг увидел высоко над собой, между лохматыми горбами, свою левую ногу. Я грохнулся об землю, раздался щелчок фотоаппарата, верблюд поглядел на меня с высоты наглым глазом из-под черного чуба и презрительно сплюнул в сторону.
Возможно, снимок получился, но меня это как-то не интересовало.
Вспоминая эту историю, я в глубине души надеялся, что верблюды не придут.
2
Наконец настал день, когда все мы, включая даже меня, ощутили странное для столичных жителей чувство: больше без верблюдов мы жить не можем.
Верблюды появились среди ночи и ничем не возвестили о своем приходе. Во всяком случае, когда мы проснулись, два верблюда уже лежали напротив нашей палатки, а Марианна, начальница отряда, в легком цветастом сарафане, беседовала с невысоким, по-зимнему одетым человеком.
Верблюды на сей раз одногорбые, без хулиганских чубов и, по сравнению с моим прежним знакомцем, почти голые. Лишь на кончиках горбов, обвисших, как пустые мешки, моталось по длинному клоку черной шерсти.
«Косматый лебедь каменного века», — вспомнил я строчку Заболоцкого. Лежащие верблюды и вправду похожи на лебедей. Особенно одногорбые.
Обе верблюжьи морды повернулись ко мне. «Кажется, смирные», — с облегчением подумал я.
— Ну, Валька, — обрадовала меня Марианна, — ты у нас специалист по верблюдам. Так что первым с ними отправишься ты. Познакомься. Это наш проводник Джума Дуошев.
Передо мной стоял человек неопределенного возраста в большой черной папахе, в ватной куртке, в ватных брюках и мягких остроносых сапогах. Куртка была подпоясана ремнем, на котором висели нож и какие-то мешочки, тремя веревками разной толщины и черным резиновым шлангом. Джума приветливо улыбался из-под мохнатой шапки, и у меня отлегло от души: с ним не пропадешь.
— Верблюжий шофер, — представился Джума по-русски и расхохотался.
Еще больше я обрадовался, когда узнал, что в поход идет наш топограф Дима.
