«Что вам будет угодно, сударыня?» — спросил он с напускным удивлением и даже раздражением, ибо ему вдруг остро и жгуче понравилась эта невысокая, плотно и рельефно сбитая женщина, старше его лет на пятнадцать, с вкрадчивой, упругой походкой и голосом, хищно, и вместе с тем мягко, очерченным ртом и большими, серыми, насмешливо прищуренными глазами.
«Уберешь вот это, — она ногтем мизинца брезгливо очертила игривую надпись на медальоне. — И напиши: Ну к примеру… «Милой дочурке в день ангела».
Рука у нее была маленькой, розовой, почти детской, даже с крошечным следом от недавнего пореза на мизинце. Почему-то это взволновало еще сильнее.
«Сможешь?»
«Видите ли, сударыня…»
«Я спрашиваю, сможешь, или нет?»
Она подошла ближе, настолько, что у него тотчас пересохло во рту. От нее сквознячком шел запах популярных в ту пору кипрских духов, именуемых «Померанцевый мед». Но главное — непостижимый, сводящий с ума дух и упругое прикосновение сильной, зрелой, ухоженной женской плоти.
«Я смогу, смогу, — ответил он севшим, осипшим голосом. — Когда вам будет угодно?»
«Мне было бы угодно завтра. Но если не успеешь, я приду позже. Только…»
«Приходите завтра!» — Гравер попытался улыбнуться, но, вспомнив, что улыбка мгновенно превращает его изуродованное лицо в злую гримасу, поспешил сдернуть ее с лица.
Констанс это заметила, негромко рассмеялась и вдруг, подойдя ближе, провела пальцем по сизому рубцу под левым глазом.
«Кто тебя так?» — спросила она полушепотом.
«Не видал, кто».
«Так бывает?»
«Бывает всяко, сударыня».
Констанс снова рассмеялась и отошла к двери.
«Если мне понравится работа, мальчик, я тебе хорошо заплачу. Уж поверь…»
«Но… Расплачиваться надо не со мной. А с господином Норманом. Так у нас…».
«Ну уж нет! — Она вдруг расхохоталась, высоко запрокинув голову. — Со стариком я расплачиваться точно не стану».
Констанс пришла на следующий день поздно вечером. Она внимательно и придирчиво осмотрела медальон, наконец, поворотилась к нему спиной.
«Застегни!» — бросила она коротко и требовательно.
Когда он непослушными, точно окоченевшими, пальцами застегнул наконец прихотливый замочек, она внезапно поворотилась к нему лицом, запрокинула голову и произнесла, глядя на него потемневшими, сузившимися глазами:
«Застегнул? А вот теперь выведи уже к чертовой матери эту свою собаку…»
* * *
Эта история продолжалась месяца три. Они встречались в доме двоюродной тетки Констанс, что возле часовни святого Томаса. В маленькой комнатенке под самым чердаком.
