Он рано ложился спать, едва только смеркалось, и, закрывая глаза, провожал день; если бы он верил, что на свете есть счастье, то, конечно, назвал бы счастьем именно эти мгновения.
Отдыхающие сменялись по понедельникам. Он не без удовольствия подсчитал, что ему до отъезда осталось еще два понедельника. Его обрадовало, когда в очередной понедельник на променаде он снова увидел мужчину, который курил в паузах между глотками целебной воды, стареющую любовницу с молодым любовником, сестер-близнецов, которые не желали замечать свою старость. Не хватало только девицы в короткой юбке и ее спутника. Одни лица из этой живой картины исчезли, появились другие, новые. И все безымянные.
Пружинящей походкой прошел он по колоннаде, выпил первый стакан воды, а вернувшись за вторым, вынужден был встать в очередь, которая к тому времени всегда выстраивалась у источника. Он смотрел в спину женщины в фиолетовом платье. Вдруг, словно почувствовав его взгляд, женщина обернулась.
Он сразу узнал ее. Женщина отвернулась — подошла ее очередь набирать воду, предоставив ему возможность порадоваться, что не узнала его. Она изменилась, но он надеялся, что сам изменился еще больше. Подошла его очередь, он наполнил стакан и хотел было отойти. Она загородила ему путь.
— Томик, — заговорила она, — неужели меня уже и узнать нельзя?
В первом приступе малодушия ему захотелось от всего отпереться, но потом, стряхнув с себя страх перед этой встречей, он сделал вид, будто удивлен.
— Не хочешь со мной разговаривать?
— Да нет же, нет, — промямлил он, хотя действительно не хотел вступать с ней в разговор.
— Все забыл? — Она приближалась к пятидесяти, и в ее глазах читалось, что она смирилась не только со всем пережитым, но и уже наперед с тем, что еще предстоит пережить.
— Как же я мог забыть, — ответил он с невольным оттенком галантности.
— Отойдем в сторонку. — Взяв за локоть, она вывела его из потока отдыхающих.
Некоторое время они шли молча, словно она собиралась ему что-то сказать, как только они дойдут до кустов, где еще несколько дней назад он выделывал па вальса. Он боялся, что она ударится в воспоминания, к которым ему не хотелось бы возвращаться. Она словно прочла его мысли:
— Ты ведь меня не боишься?
— Ну, для этого уже поздновато, так ведь, Ли? — ответил он.
— А, не забыл, — тихонько засмеялась она. — Еще помнишь, как меня называли.
— Я много чего помню. К сожалению.
— Ну-ну.
— Я очень изменился.
— Вовсе нет.