— Знаешь, — сказал он, когда жена садилась в машину, — Михал такой странный. Я обещал детям выполнить их желания. Маркетка попросила конфет, а… знаешь, чего хотел Михал?
Чтобы скрыть свое замешательство, она кончиками пальцев поправила прическу.
— Он хотел, чтобы я задавил собаку!
— Ах!
— Не знаю, откуда это у него. Иногда он говорит так неестественно для ребенка, что мне кажется, будто я разговариваю со взрослым, который надо мной насмехается. Как ты думаешь, насмехается он надо мной?
— Да нет. Ничего подобного, — поспешно сказала она.
— Иногда он смотрит на меня так, словно знает что-то такое, о чем мне не скажет.
Она взбивала волосы на висках, глядя на шоссе, на поля, проплывающие мимо в сгущавшихся сумерках, и не отвечала.
Площадь перед театром была забита машинами. Над их блестящими крышами светилось оранжево-желтое здание театра, который семьдесят лет назад при открытии был провозглашен «Очагом муз». Это название в духе того времени словно навеки запечатлелось в его внешнем виде. Хотя сейчас уже никто его так не называл. Но слова умирают, а гипсовые венки и львы из песчаника остаются.
Она редко бывала в этом здании, но всякий раз ей не хватало воздуха под низкими потолками коридоров, а от сладковатого запаха плюшевых кресел першило в горле. Сегодня горло ее сжалось еще на улице. Она боялась, что в помещении ей станет совсем худо.
— У нас еще есть время, — сказала она мужу, когда тот запер машину, — я бы выпила чего-нибудь.
— Почему бы и нет, — засмеялся он, — немножко молока или кефира.
Муж был в хорошем настроении, он шутил и озирался, ища знакомых. Вид театрального здания напоминал ему студенческие годы, когда он играл в любительских спектаклях.
В баре напротив театра они уселись на высокие табуреты у стойки.
— Я бы выпила коньяку, — сказала она.
Он заказал ей коньяк, а себе черный кофе, а когда бармен отошел, сказал, наклонившись к жене:
— Я уж и не помню, когда тут бывал. Если б не Владя, не сидеть бы нам тут.
— Ну, это ты можешь и без него.
Ей неприятно было признавать какие-либо заслуги за человеком, который вскоре выйдет на сцену в роли Ромео.
— Ах, не говори. — Муж клал сахар в кофе, поглядывая по сторонам.
Наконец ему удалось обнаружить знакомого врача; он пригласил его к стойке, а узнав, что тот тоже идет в театр, не преминул рассказать о герое сегодняшнего вечера, о своих школьных годах и их дружбе.
— Закажи мне еще коньяку, — попросила она.
Он заказал.
— Не слишком ли ты увлекаешься? — посмотрел он на нее.