Мне в голову пришёл вопрос. «Как Вспышка вообразил такого монстра? У него мозги выжжены».
Джэнг посмотрел на меня. «Процедура мозговыжигания, применяемая к таким преступникам, как Вспышка, проста. Нужно только вычесть волю. О мелких деталях никто не беспокоится. Никто не замарачивается с тем, чтобы избавить сосулек-осуждённых от прежних маний – кому какая разница, о чём они думают, пока они не способны к действию? Любое сопутствующее страдание – заслужено, скажет большинство людей».
Я не думаю, что он говорил обо мне.
«Кроме того», – сказала Ху Мун – «Вспышка не был убит своим монстром. Или не прямо им».
«Точно», – сказал Джэнг. «Но он выбрался посмотреть на неё, по-видимому, и его возбуждение достигло фатального уровня. И ещё: Ирвэйн по своей воле пошёл со своими детьми – они не трогали его, пока он не покинул периметр». Он остановился. «Думаю, внутри периметра мы в безопасности... но я установлю больше орудийных гнёзд».
Последовало самое длинное молчание. Полагаю, все они раздумывали о том, что может родиться из их самых тёмных грёз. Раздумывали, способно ли это будет убить нас.
В конце концов Ху Мун покачала головой. «Ну, мы не преступники, я и Дьюайн. Мы будем в безопасности».
Я посмотрел в сторону. Я, конечно, почувствовал себя защищённым и каким-то одиноким.
В итоге мы обратили своё внимание на собранные за день расшифрованные записи. Модуль памяти компьютера колонии был более серьёзно повреждён на самых верхних уровнях и когда мы добирались до конце записи, качество изображения начинало ухудшаться. Улучшение видео было неудовлетворительным. Всякий раз, когда компьютер был вынужден преодолевать плохой участок, видео приобретало ту пластичную стерильность, которая неизбежно отмечает компьютерную реконструкцию. Некоторые участки были совсем недоступны, что вызывало странные прыжки в воспроизведении. Иногда компьютер добавлял информационные субтитры к наиболее неясным сценам.
Той ночью мы смотрели похороны. Один взрослый и ребёнок были положены рядом с ямой, достаточно большой для них обоих, тела были плотно завёрнуты в серую, корабельно-казённую ткань. Другие колонисты стояли вокруг места похорон, лица – мрачные, головы опущены, и слушали капеллана, который говорил рядом с ямой, его глаза широко раскрыты, жесты – драматичны, дреды[7] - развеваются. Его аудитория, кажется, нервничает, глаза у них – вороватые. Те, кто стоял по краям толпы, кажутся особенно встревоженными, время от времени они поворачиваются, чтобы взглянуть на пустую дикую местность позади них.
