«Отсюда твой недостаток?»
«Да. Человеческая реакция на многие психоактивные наркотики – которые мне всё равно нравятся – связана с творческим процессом. Если убрать одно, уберётся и другое. Наркотики больше не веселят. Можешь принять все, какие нравятся, и... ничего».
«Я так понимаю, что это совсем не как мозговыжигание», – сказал Джэнг.
«Нет-нет. Физический вред могзу не причиняется; я не сосулька. У меня в голове наномонитор, система сенсоров, маркеров и фагов. Производство моей нейрохимии держится строго в пределах определённых параметров. Например, только столько-то серотонина, и каждая молекула помечена авторизованным кодом, поэтому, только моей собственной родной биохимии разрешается связываться с моими рецепторами».
Я нервно рассмеялся. «Думаю, есть и преимущества. Я никогда не бываю слишком печальным или слишком счастливым».
«Что значит... ʻслишком счастливымʼ?» Чувства Джэнга редко бывали видны на его лице. Но, думаю, я заметил слабый след изумления в его пристальном взгляде.
«Иногда это тонкая линия между радостью и манией». Я сказал это резко и сразу же пожалел об этом. Джэнг действительно был единственным моим другом в этом пустом мире.
«О, да», – сказал он, и я не заметил раздражения в его тоне. «На самом деле, я слышал, что единственное различие в том, что мания длится дольше, чем радость. И, конечно, я знаю, что те, кто страдают от одной лишь мании, часто сопротивляются лечению».
Я снова рассмеялся, на это раз с истинным удовольствием. «Вот ты и разобрался. Я защищён от крайностей химического экстаза так же, как и от крайностей художественного вдохновения».
«Твои доктора... их не беспокоило, что они лишают тебя средства к существованию?»
Я пожал плечами. «Цивилизованному обществу нужно, чтобы его граждане оплачивали свои счета. Это ему нужно гораздо больше, чем ещё один посредственный художник. Но, я думаю, они решили, что это спорно. Как я сказал, я больше не рисовал. В любом случае, у большинства людей воображения гораздо больше, чем им в действительности нужно, сказали они».
«Они так сказали?» – спросил Джэнг с едва различимым намёком скептицизма.
«Да». Я заметил, что мои кулаки сжаты. «Да». Я старался никогда не думать слишком долго об этом очень плохом времени, странно незабываемом, когда я топил себя в химических развлечениях. Полагаю, я должен был остановится. И они утверждали, что моя смерть как художника была всего лишь неизбежным побочным действием лечения. Хотя иногда я думаю, что это неправда, что это было наказанием. Иногда я думаю, что это «побочное действие» было разработано вместе с лечением для того, чтобы страхом заставить художников более ответственно использовать наркотики. Ведь мы, в конце концов, по-видимому, являемся той частью населения, которую ярче всего притягивает чрезмерное стимулирование.
