Да, молодые не слишком-то восприимчивы к предлагающимся позитивным программам, но это нормальная черта всякой самостоятельной молодости: по крайней мере, молодости того типа, который характерен для евро-американских культур и сущность которого—отталкивание от моделей жизни, заготовленных прежними поколениями. То есть разлад, отторжение, нонконформизм (тоже отыгрываемый по определенным правилам, одно из которых — скука). Молодые в нашей "инновационной" по самому своему устройству культуре неизбежно должны пройти через эту пустыню неотождествления. Потом они прекрасно выработают свои модели отношения к жизни и адаптируются во многих старых, как это случалось уже на протяжении многих поколений. Так что это даже по самому большому счету не проблема.
Скука — форма недоверия: одной из благороднейших позиций в европейской культуре. Скучаем — значит, не покупаемся слишком легко на готовые обманы и заготовленные впрок рецепты самообманов.
Все-таки даже такая (старая, изношенная, обезбоженная, полная тупиков и ошибочных решений) культура, как наша, не сводится ни к узко понятому рационализму с узким самим по себе прагматизмом, ни к разочарованиям и усталостям. О смыслах собственной скуки она тоже кое-что знает.
Археология смыслов
Первые известные нам устойчивые черты культурной формы скука приобрела в поздней античности и существовала в этом качестве на протяжении всего Средневековья, будучи известной под именем acedia или accidia: латиняне именовали так "лень" или "вялость". У родоначальников нашей культуры — древних греков, если верить словарям, специального слова для "скуки" не было, хотя были и "праздность", и "невозмутимость", и "равнодушие". Не скучали древние греки на обшекультурном-то уровне.
Все-таки понятием скуки, хоть сколько-нибудь сопоставимым с ныне действующим (а пожалуй, что и самим явлением), мы обязаны христианству. Впервые слово acedia получило смысл, отличный от античного и куда более интенсивный, в IV веке по Рождестве Христове в устах отшельников, обитавших близ Александрии. Одолевавшая их в полдень будто бы беспричинная невыносимая тоска была осознана как состояние демонической одержимости. В этом качестве ее впервые описали Эвагрий Понтийский (346 — 399) и Иоанн Кассиан Римлянин (360 — 435). Полуденные демоны, по их словам, внушали монахам нестерпимое отвращение к избранному пути, тоску по жизни до пострига с ее мирскими радостями, соблазняли оставить келью и уйти куда уголно, лишь бы спастись от тоски. Это-то представление о "скуке" вкупе с именем и унаследовали Средние века.
