То годы вверх, то годы вниз
В пять утра
Сойду с маршрута навсегда
Неизвестный исполнитель еще перебирал струны, но все тише повторялась незатейливая гармония: ля-минор, до-мажор, соль-мажор, ля-минор, до-мажор, соль-мажор… Наконец, музыка стихла, и за переборкой послышались голоса.
— Эх, Саблин, всю душу вымотал своими страданиями.
— Всеволод Абрамович, откуда у вас душа? Вы же комиссар!
Звонкий голос принадлежал исполнителю.
— Вот в том-то и дело, Саблин, что комиссар, — прозвучал ответ твердым, но доброжелательным тоном. — А ты такую непристойность в кубрике развел, «расскажу — схожу — сижу, жу-жу-жу», — передразнил он.
— Рифму не смог найти? И потом, все эти ангелы, поезда, дожди — это разве для воина песня? Тьфу! Давай, другую спой, Саблин, а то пойдешь трюм от соляры отдраивать.
— Какую же другую? — голос исполнителя, казалось, дрожал от обиды.
— Да разве их мало народ сложил? Ну-ка, гони инструмент сюда.
— О, сейчас Абрамыч споет… — послышались радостные голоса. — Давайте, товарищ комиссар, покажите класс салагам!
— Сейчас, сейчас… — польщенный комиссар подстраивал гитару. — Что за мода на шестиструнке играть?
И струны зазвенели так громко, что всякая необходимость прижиматься ухом к переборке исчезла. К тому же, комиссар пел сильным и хорошо поставленным баритоном.
Я — волна под луной
Ты — луна над водой
И ничто
Не удержит нас вместе
Дольше ночи одной
Только ночи одной
Мы будем с тобою
Ночью одной
Песня Абрамыча оказалась классическим танго. Я и сам не заметил, как принялся в такт шевелить пальцами ног, стараясь не выбиваться из ритма.
Ты устанешь так жить
Я стану петь или пить
И ничто
Не удержит нас дольше
Ночи одной
Только ночи одной
Мы будем с тобою
Ночью одной
Вместе с последним аккордом за переборкой что-то сильно затрещало. Раздалось громкое шипение, а вслед за ним из динамиков раздался голос:
— По местам стоять, к всплытию! Приготовиться к продуву главного балласта!
Послышался топот десятков пар ног, спешащих донести свои тела до предусмотренных расписанием мест. Все делалось молча, и даже сквозь переборку чувствовалась выучка крепко спаянной дальними походами команды. Издалека донесся голос комиссара:
— К сведению команды! Девятнадцатого числа состоится общее собрание. На повестке дня два вопроса: международное положение и учение о карма-йоге. Также предлагаю третьим пунктом обсудить пиздострадание курсанта Саблина. Явка обязательна!
Покорнейше прошу прощения за то, что описание подводной лодки появится прежде разъяснения обстоятельств, благодаря которым я оказался на борту — слабеющая память все чаще решает за меня сама, транслируя воспоминания с неотвратимостью телевизора. Все, что я могу теперь — вовремя переключать программы, так и сейчас сделаю. Дважды я позволил себе забежать вперед, и впредь обещаю придерживаться хронологии, но сейчас еще раз прощу меня извинить, тем более что речь идет о «Гаммарусе», самом удивительном корабле, который я когда-либо видел.
