На последней странице — объявления. Одно привлекло внимание Джорджа:
«Хотите ли вы побывать в своем детстве?
Лучший путь адаптации в современной жизни —
еще раз пережить прошлое,
встретиться с друзьями, которых давно нет.
Мы гарантируем вам две недели вашего детства,
как бы давно вы с ним ни расстались»
Телефон и адрес. Где-то в Нижнем Манхаттане. Не очень далеко.
«Детство, — подумал Мещерски. — Васильевский остров… Графские дома… Старушки-француженки, бывшие гувернантки, гуляют по парку у Французского дома… 12-я линия… Завод „Политкаторжанин“…»
Он посмотрел на стенку, где — рядом с русскими миниатюрами XIX века и раскрашенными гравюрами Санкт-Петербурга работы Валериани[2] и российских мастеров, гравировавших по рисункам его подмастерья Михайлы Махаева[3] (опять-таки — Васильевский остров!) — висела увеличенная фотография девочки.
Самая обыкновенная довоенная ленинградская девочка. Платье ниже колен, чулочки «в резиночку», косички-бантики, чуть раскосые глаза. Сжимающее сердце чудо на стене: Нора Лазарева. Сквозь кофейную сепию старой фотографии Джордж словно бы видел голубые глаза девочки, ее школьное — вероятно, много раз стиранное — полушерстяное платьице.
Если бы она жила сейчас, была бы немолодая, может быть, толстая тетка…
Он запрещал себе об этом думать.
Еще тяжелее было представлять ее умирающей от голода рядом с остывшей печкой-буржуйкой.
Каждую ночь, засыпая, он молился за упокой души Норы Лазаревой, погибшей в блокаду в свои четырнадцать лет.
Да, он понимал, что объявление идиотское и для идиотов, но позвонил — и поехал в Нижний Манхаттан.
Проклиная нью-йоркскую нумерацию домов, он нашел эту обшарпанную гостиницу. В вестибюле от прежней роскоши осталась только мраморная лестница с мраморными перилами.
Швейцар-пуэрториканец в фантастической униформе колумбийского генерала (впрочем, довольно грязной и с оборванными пуговицами) объяснил ему, что офис находится на четырнадцатом этаже, налево.
Лифт со скрежетом поднял его. Дверь была свежепокрашена по старой краске. На ней — две сияющие латунные накладки с каллиграфическими гравированными надписями. На верхней:
«Корпорация „Ностальгия“»
На нижней:
«Джереми Лоустон, младший.
Джордж постучал и вошел. Офис представлял собою угловую комнату в одно большое окно с видом на задворки сквозь мутное стекло. Прямо у окна стоял письменный стол потертого красного дерева с намеком на стиль чиппендейл[5] и такое же кресло с высокой спинкой. В кресле сидел господин, лица которого Джордж рассмотреть не мог, ибо тот сидел спиной к свету. Человек за столом поприветствовал Джорджа, помахав ему рукой и тем самым дав понять ему, что он заметил визитера, но просит его немного подождать. Джордж сел в угловое кресло и принялся рассматривать один из журналов, уютной кучкой лежавших на стеклянном столике.
