— С чего это!
— Она ведь дамочка вальяжная. Вы к ней со своим мужским вниманием, а она за это с великой охотой под вашу диктовку настрочила письмецо.
— Вот вы ее и привлекайте за клевету!
— Каждому свое! Но автор этой клеветы вы, Охримен-ко, о чем и показала Гладышева!
— Брешет и она, вы ее запугали!
— Остаются еще два письма, Прохор Акимович, из Сочи. Вы, часом, о них не забыли?
— Хотел бы забыть, да не могу!
— И мы вам не дадим о них забыть! Замысловат путь этих писем из Сочи. Но след остался, Прохор Акимович! И привел он меня прямиком к некому Жердеву… Известен вам такой гражданин?
Охрименко сделал глубокую затяжку и сел на кровать, плотнее запахнул халат.
— Так известен вам гражданин Жердев? — повторил свой вопрос Осокин.
— Мало ли кто мне известен! Мне говорить нечего…
— Сказать есть что, да трудновато, Прохор Акимович! Согласен, трудно сказать, что и Жердеву сами продиктовали письмо с клеветой на собственную жену. С какой целью, гражданин Охрименко, вы решили это сделать?
Вот оно, проняло! Осокин приметил, что у Охрименко дрожали руки. Но он не сдавался.
— Я к вам с открытой душой, — начал он, — а вы — с камнем за пазухой! Но я свое докажу!
— Ваше право доказывать свою правоту, — ответил Осокин. — Но и мы ввиду вашего злостного запирательства обязаны принять собственные меры. Придется переместить вас в тюремную больницу! — произнес, как бы сожалея об этом, Осокин и вызвал кастеляншу, распорядившись принести для Охрименко его одежду.
Подписав очередной протокол, Охрименко не торопясь Умылся под краном, вытерся махровым полотенцем, сбросил больничный халат, переоделся и застелил постель. Выдвинул ящик тумбочки, достал пачку сигарет, оглядел себя в зеркале и вдруг в два стремительных шага пересек палату и вскочил на подоконник. Зло повел глазами на Осокина и спрыгнул вниз, за окно.
Все произошло в считанные секунды, но сработали предупредительные меры, о которых Осокин позаботился заранее. Охрименко, приземлившись, попал в руки милицейских работников, дежуривших под окном палаты…
И если Осокин до этого все же был склонен считать, что Охрименко убил жену из каких-то очень сложных психологических побуждений и в экстремальных обстоятельствах, то теперь он окончательно удостоверился: перед ним был настоящий преступник.
