Тут он плотно приложил к своему левому боку ладонь левой руки, потом скрюченными ее пальцами прихватил покрепче и оттянул вперед до предела мякоть и кожу на левой стороне груди, тут же резко согнулся в поясе и одновременно поднес свою правую руку с зажатым в ней пистолетом к груди справа, направив его дуло в таком положении, чтобы произведенный выстрел мог поразить лишь ту часть его тела, которую он оттянул вперед.
— Ловко, не правда ли? А главное, абсолютно безопасно для собственной жизни, зато впечатляет. И для этого достаточно одного, — он разжал пальцы — и все мгновенно стало на прежнее место, отчего предполагаемое выходное отверстие после такого ранения как бы сместилось до подмышечной области, что в случае Охрименко и создавало полную иллюзию неизбежного полета пули по прямой, не иначе как через его сердце.
— Как видишь, все предельно просто и объяснимо. Я еще могу сказать вот что: в свою ладонь он подловил и пулю лишь по той причине, что до выстрела нс успел разжать пальцы. Как тебе все это нравится?
— Представь, нравится и даже очень.
— Тогда выноси поскорее постановление о назначении по этому делу криминалистической экспертизы, а я дам такое заключение, которое поколебать никто не в силах.
— Ты, значит, твердо убежден, что свое самоубийство Охрименко симулировал?
— Абсолютно уверен!
Осокин поблагодарил Лотинцева и поспешил к Русанову.
— Разрешите? — спросил, переступая порог кабинета.
— Ну раз уж вошли, что же спрашивать! Что так спешно? Понравилась какая-то идея Лотинцева?
— Она все переворачивает! — воскликнул Осокин.
— Вот оно как, Виталий Серафимович! Видимо, криминалист что-то серьезное нашел.
На другой день, получив заключение Лотинцева, Осокин пришел к Русанову. Русанов пригласил опять и Пухова, и Лотинцева, полагая, что их мнение не будет лишним.
— Итак, — начал Русанов, — мы бесспорно имеем дело с симуляцией самоубийства. Не промах, рука не дрожала, и Охрименко находился в полном сознании, в полном сознании он придумал и хитрый самострел. Имеем мы и мотив ревности. Я сказал бы, что очень назойливый мотив. С первого звонка о происшествии из РОВД. Если же нам подготовлена симуляция самоубийства, то не был ли заранее подготовлен и этот мотив?
Давайте примем «ревность» за аксиому и попытаемся довести ее до логического конца. Супруги жили мирно… Она уезжает в санаторий в Сочи. Если бы в семье был мир и лад, и муж не хотел бы отпускать жену в Сочи, наверное, она посчиталась бы с его мнением, несмотря и на бесплатную премиальную путевку. Не посчиталась! Если не посчиталась, то почему? И возражал ли он решительно против ее отъезда? До отъезда о его возражениях ни один из опрошенных свидетелей ничего не показывает. Недовольство высказано супругом председателю профкома после получения анонимного письма. Логично? Логично. Не слишком ли логично? Человек ревнивый, получив такое письмо, кинулся бы опрометью в Сочи. Ему предлагают поехать, а он отказывается… Приходит еще одно письмо. Терпелив ревнивец. И после третьего письма в Сочи не едет! Возвращается жена, он идет и в полном сознании, хотя и под хмельком, убивает ее. Тут же разыгрывает фарс с самоубийством. Где же теперь логика в действиях?
