Осокин укладывал вещи в Доме приезжих, собираясь в Рязань, к нему прибежал участковый инспектор.
— К телефону вас! Из прокуратуры… Срочно!
— Что там стряслось? — спросил Осокин.
— Срочно! Больше мне ничего не сказали…
На проводе почему-то оказался Лотинцев.
— Жив твой подопечный, — объяснил он Осокину. — И благополучен к тому же! Хоть сейчас допрашивай!
— Не может быть! — вырвалось у Осокина. Он знал, что за Лотинцевым водилась любовь к розыгрышам.
— Вот тебе и урок, Виталий Серафимович! — ответил поучающим тоном Лотинцев. — В нашем деле все может быть, даже и невероятное! Скользящее ранение! Так говорит хирург… С перепугу твой Егорушка не разглядел! Будь и ты осторожен, не прогляди чего!
На фабричной машине Осокина отвезли до ближайшей автобусной остановки, где он сел на первый же проходящий автобус на Рязань.
Нс так-то и далеко до Рязани, километров семьдесят но лесная дорога вьется зигзагами, обходя болота. На крутых поворотах автобус снижал скорость и тревожно гудел.
И хотя по дороге встречались села и деревни, край выглядел безлюдным. Леса, леса, лишь иногда сквозь порубку на мгновение открывалось поле с загустевшими озимыми, но выглядели они не ярко, будто бы побледнели на зыбучих песках.
Не очень-то походишь здесь по лесу в конце мая без накомарника, пожалуй, убежишь без оглядки. И чего прикипел прокурор Русанов к Мещере? Любит он эти леса и болота. И вдруг ожег вопрос: а чего Охрименко из Ашхабада в этакую болотную глушь? Жену, что ли, прятал от больших городов? С чего бы сюда, а не к себе в Белоруссию, в светлые веселые города?
Осокин приехал в Рязань уже в девятом часу вечера. Допрос отложил до утра, но у дежурного врача поинтересовался состоянием раненого. Ему ответили, что самочувствие у гражданина Охрименко нормальное, что никаких ограничений для общения нет.
Вот тебе и рана в грудь навылет. Едва дождался утра и поспешил к главному врачу, который и делал операцию. Он принял Осокина в своем служебном кабинете.
— Не повредит больному допрос? — все же спросил Осокин.
— Я уже объяснял своему коллеге доктору Пухову, что ему ничто не повредит.
Врач взглянул на Осокина поверх очков с любопытством.
— Что там произошло? Больной нам не пожелал объяснить природу ранения…
— Покушался на самоубийство! — ответил Осокин.
— Самоубийство?! — воскликнул в удивлении врач. — Вот уж не подумал бы! Скорее, можно предположить, что кто-то в него стрелял, а он пытался отстранить пистолет. Шла борьба… Рана носит и следы порохового ожога… Но она нисколько не опасна!
