Подволакивая за собой шлепанцы, выглядываю в коридор. Он оказывается совсем коротким. От одного торцевого окна до другого от силы метров двадцать. Флигель какой-то. Всего пять или шесть дверей в палаты. Вижу холл с перилами лестничной клетки. По лестнице легко понимается женщина в белом, видит меня, но, абсолютно никак не реагируя, заходит в одну из палат.
Бесконтрольность. Это хорошо! Ощущение спокойствия и абсолютной домашней надежности постепенно наполняет меня. Почти уже по-хозяйски, шлепаю по коридору и заглядываю в помещение, куда только что зашла женщина, легкомысленно не закрыв за собою дверь.
— Привет, женишок!
Чувствую, как тепло разливается по груди.
Ирина! Она лежит на больничной койке лицом к выходу, голова плотно забинтована. Левое плечо тоже. Поверх простыни — тонкие бледные руки со следами зеленки. Местами заклеено пластырем. Рядом возится с капельницей медицинская сестра.
— Хороша-а, мать, — говорю, заходя в палату и оглядываясь вокруг, — Да твою красоту никакими нарядами не испортишь!
Тонкие руки на простыне слегка подрагивают от беззвучного смеха. Медсестра укоризненно оборачивается на меня.
— Ну, рассказывай, чего тебе там отрезали, — присаживаюсь на край койки, — надеюсь, все прелести на месте?
Маленькая ладонь сжимается в кулачок и вяло грозит мне неминуемой расправой.
— Озабоченный не по годам, — ставит диагноз Ирина, — лет через десять бедные девки у тебя будут.
— Да они и сейчас — краше в гроб кладут.
Ирина, содрогаясь, дает мне пинка, высунув ногу из-под простыни.
— Дуй к телефону, клоун. Доложись по операции. Наберешь четвертый номер.
— А ты? Докладывала?
Лицо Ирины хмурится.
— Я…я не уверенна, что успела… Ты, продублируй лучше.
Бросаю взгляд на будильник, стоящий на столе у окна. Начало седьмого. В половину на Пироговке должна отсвечивать толстая инспекторша с очень подозрительными связями. Пока позвоню, пока расчешутся…
— Ну, ладно, мать. Выздоравливай. Будут обижать, зови.
— Старик. Даже не думай! — Ирина порывается встать, но медсестра ее мягко придерживает, прижимая к подушке.
— Ты о чем? Я во двор, прогуляться, — и, не давая ей и слова сказать, исчезаю из палаты.
Где там мои пижамные штаны?
* * *
Через дорогу от больничной территории — кладбище Коммунаров, южный вход которого как раз и выходит на Пироговку. Площадь Пирогова. Там рядом и находится нужный сквер. Тут не торопясь — две минуты ходу.
Как все-таки удобно быть мелким!
Через решетки просачиваешься, под воротами проскальзываешь, среди великанов-прохожих просто растворяешься. Пижамные коричневые штаны я просто подворачиваю до уровня колен. Майку снимаю и забрасываю на спину, продев обе руки в ее лямки. Шпана именно так у нас и ходит. Тапки не беру, бегу босиком — тоже ничего необычного для малолетки.
