Заговоры сибирской целительницы. Выпуск 38 | страница 7




Встаньте на то место, где когда-то находилась украденная вещь, и говорите:

Ой вы, силы зла,
Ой вы, темные силы,
Явитесь ко мне сюда,
Несите острые вилы,
Сыщите след моего врага
И проколите ему бока,
Чтоб он от боли не мог бы спать,
Не мог дремать, не мог лежать.
Не смог бы сесть,
Не мог бы встать,
Не смог молитву прочитать.
Слушайте, великие силы тьмы,
Слуги дьявола – сатаны,
Кто украл мое – того терзайте,
Речь и зрение у него отнимайте.
Напустите на него глухоту,
Наведите на него немоту,
Обрядите его в маету,
В черную, кромешную слепоту.
Пусть он, вражина, мается,
Как сухая былина, шатается.
Пусть нутро у него болит,
Режет, колет, огнем горит,
Задыхается пусть и страдает,
Ни минуты покоя не знает,
Разум, ум свой теряет,
Вместо хлеба говно хватает,
Ест его и грызет,
Кровь свою, а не воду пьет,
Купается в ней, задыхается
И собственной тени пугается.
Ноги его пусть ломаются,
Руки не поднимаются.
Крошатся зубы и кости,
В зеницы ему острые гвозди.
Будь мое дело споро,
Нет ему отговора.
Не избыть его, не отмолить,
Никому его не перебить.
Дело в дело. Слово в слово.
Ключ, замок, язык.
Аминь. Аминь.
Аминь.

Чтобы человек раскаялся в содеянном


Из письма:

«Дорогая наша Наталья Ивановна, здравствуйте! Сесть за письмо к Вам меня заставила обида. Мне семьдесят шесть лет, и я понимаю, что мне, как и всем старикам, отпущено совсем мало времени. Как это тяжело осознавать, что подходит час, когда ты умрешь. Вспоминая прожитые годы, удивляешься тому, как мы не задумывались об этом, что наступит час, когда хочешь не хочешь, но придется умереть. Давно ли я была молодой, шустрой и беззаботной даже в самые сложные времена. Глядя на свое морщинистое, все в темных крапинках лицо, на скрученные руки, уже и не верится, что я была когда-то ослепительно красивой. Где это все, куда девалось и как быстро все это прошло. Теперь, когда я так стара и безобразна, и все в моем теле болит, более всего хочется, чтобы тебя любили и жалели, может быть, тогда бы страх скорой смерти меня не терзал. Но вот что странно, пока мы еще крепки, сильны и самоотверженно отдаем свое время и силы своим деткам, они нас уважают и с нами считаются, а как только ослабнем и приходим в негодность, то тут уже держись, мы находимся в зависимости от тех, кого мы родили и воспитали.

Обидно, что нас, стариков, считают чуть ли не полоумными и невеждами, а ведь мы тоже заканчивали вузы, да еще и восстанавливали после войны страну. Что ни скажи молодым – все не так. Что ни сделаешь – чуть ли не преступление. И я говорю без преувеличения, я не одна нахожусь в подобном положении, а почти все беспомощные старики. Нами дерзко командуют, нам указывают, как жить, что есть, во что одеваться. На кого писать завещание, а на кого нет. Нас можно обозвать, оскорбить и даже ударить, так как мы не пойдем в прокуратуру писать заявление на своих детей. Подобное я не раз наблюдала в своей жизни, но почему-то была всегда уверена, что это не коснется меня. Но, увы, и меня тоже судьба не пощадила. Моя единственная и горячо любимая дочь, с которой я всю жизнь сдувала пылинки, издевается надо мной как хочет. Последний раз, три месяца назад, она била меня головой об стенку. Кричала, что я выжившая из ума старуха, что от меня воняет, как от городского сортира. Что она ждет не дождется, когда я умру, а когда я сдохну, она не будет меня хоронить и из морга меня санитары закопают вместе с бомжами в общей могиле!