Дни летели с угрожающей быстротой. В Совете Фил перестал появляться, договорившись с начальством о том, что возьмет всю работу на дом, а, точнее, в больничную палату Ника. Присутствие друга успокаивало, работать в его обществе было довольно приятно, магистр, порой, даже не замечая, разговаривал с другом вслух, комментируя уж довольно комичные отчеты своих сотрудников или же новые законы, которые представлялись на рассмотрение Совету. Да и Ник с каждым днем все выглядел лучше, что не могло радовать магистра и главу госпиталя Парнаско, который бывал в палате своего горе-ученика даже чаще, чем сам Филгус. Остальных посетителей (а, точнее, одного мастера иллюзий) в палату к целителю больше не впускали - Азель и Фил слегка опасались эксцентричных идей исцеления Никериала, которые уж очень сильно разнились с предписаниями дипломированных специалистов.
Микио дулся, недовольно бурчал и пытался тайком пробраться к вожделенному больному, используя свой немалый талант и опыт иллюзиониста. Но Филгус до сих пор с содроганием вспоминал, как однажды, когда Азель уже снял свою целительскую дымку заклятий, он, зайдя в палату, шокировано воззрился на преображенного брата: его волосы были собраны бантики, а все лицо усыпали следы поцелуев яркой губной помады. Похоже, “спящего красавца” пытались пробудить всем госпиталем, а магистр еще удивлялся, почему возле палаты постоянно шушукались и толпились милые милсестры? Как друг он идею оценил, но как брат… словом, Микио решено было больше в палату не впускать, чтобы пресечь подобные инциденты. Да и Филу понадобилось довольно много усилий, чтобы оттереть стойкую помаду с лица брата… с шеи, рук и груди… дальше заглядывать он опасался, чтобы еще больше не травмировать свою и без того расшатанную психику.
Конечно, отсутствие известного магистра на своем рабочем месте, да и его попадание почти на целую неделю в госпиталь, всполошили общественность, а на фоне известия о смерти довольно известного затворника-целителя, это стало сенсацией дня! Родовитые маги строили догадки о внезапной болезни члена совета, молодые магнессы, вдохновленные рассказами о Никериале, плакали навзрыд, скорбя о смерти идола, ученые и те, кто лично был знаком с Ником и Филом, ходили смурее тучи. Новость вмиг стала чуть ли не общенациональной - о ней говорили все, кому не лень и Алия, которая невольно становилась свидетельницей десятка таких разговоров, докладывала обо всем начальнику.
