Заклинания стихий всплывали в голове неожиданно четко, хотя он ими уже не пользовался больше десятка лет, он крушил преграды, ломился через огонь, перепрыгивал пылающие пропасти, пытаясь дойти до своего брата. Воздух в воздушном пузыре уже стал заканчиваться и потянуло гарью, когда золотая нить поискового заклятья привела его к порогу библиотеки. Оттуда тянуло свежестью, холодом и после обжигающей Преисподней пылающего замка, казалось, что там застыла арктическая зима.
Схватившись руками за раскаленные ручки дверей, он с натугой приоткрыл невыносимо тяжелые створки и оттуда, в ту же секунду порывом распахнув двери, вышел холодный воздух, мгновенно превратившийся в пар. Сугробы таяли на глазах, превращаясь воду, а после в пар, огонь шипел, извиваясь - столкнулись две стихии и вторая с позором ему проигрывала.
Изломанную фигуру Ника он заметил сразу и кинулся к нему на помощь. Да только помощь, похоже, запоздала. Целитель был неестественно бледным, холодным, с посиневшими губами, с которых медленно стекала черная кровь. Вены на его лице почернели и вздулись, а Сердце… Филгус не мог почувствовать его ударов, как и жилку, что должна была биться на шее. Обгоревшие пальцы задрожали, маг вновь попытался нащупать пульс, не веря, что это конец.
Как он выбрался из замка, Филгус не помнил. Очнулся на пороге госпиталя, прижимая к себе тело лучшего друга и дрожа от опустошенного резерва магии. Он ворвался в приемное отделение воя что-то неразборчивое, обезумевшим взглядом нашел дежурившую милсестру….
Милсестры что-то говорили, пытались увести его, но маг, накричав на них и оттолкнув с дороги, пытающегося успокоить его целителя, ринулся за братом, замерев лишь на пороге операционной. Милсестры суетились, готовили стол и магические приборы к использованию, Азель отдавал распоряжения целителям, умудряясь попутно переодевать целительскую робу и осматривать Ника. Невольного свидетеля заметили не сразу, а после - увели в коридор и отдали в распоряжение подоспевших милсестер.
Филгус пришел в себя, когда позади него сомкнулись створки операционной, отбился от приставучих работниц госпиталя, которые все пытались обработать полученные им ожоги и, дойдя на негнущихся ногах до ближайшей скамейки, занял свой пост.
Шаги Лиры он не услышал, только почувствовал, ее осторожное прикосновение. Спрашивать, как она здесь очутилась, он не стал, а просто позволил ей немного разделить его ношу и вахту. Жена не пыталась увести его от операционной, женщина прижалась к его пропахшей потом, кровью и гарью обгоревшей одежде, накрыла своей холодной ладонью его красные от крови пальцы и молчала.
