— Бедный мой Люсьен, если бы вы его видели! — шепчет она.
— А я как раз хотел его навестить.
Она делает знак, чтобы он подошел поближе, взглянул в приоткрытую дверь. Голова раненого плотно забинтована марлевой повязкой. На кронштейне укреплен флакон с ниспадающей резиновой трубкой, которая исчезает под одеялом. Другая трубка введена в нос. Глаза закрыты. На подбородке темный пушок.
— Он нас слышит? — спрашивает Люсьен.
— Нет. Он не приходил в сознание. Иногда он шевелит губами, но врачи считают, что…
Фраза не окончена… Срывающийся, хриплый голос, как у человека, который много плакал.
— Дочь в гараже, — продолжает она. — От ее мужа толку мало. А я, как вы понимаете, не могу отлучиться. Здесь я провожу целый день. Вечером вынуждена уезжать. Я уже не сплю. С ужасом жду, что мне скажут…
Она прижимает к губам носовой платок, на несколько шагов отступает и увлекает за собой Люсьена.
— Спасибо, что приехали. Вы ведь знаете, он вас любит. Мальчик мой дорогой! Видеть его в таком состоянии! И куда только он направлялся на этой машине? Ведь ему запретили.
— Но хирург-то надеется?
Она оживляется, качает головой.
— Кажется, да. Эрве так молод. Ваш папа тоже надеется. Он заезжает сюда каждое утро. Очень любезен со мной. Поблагодарите его от меня. А теперь уезжайте. Для вас это неподходящее зрелище.
Она его целует, но он понимает, что поцелуй адресован сыну. Хотелось бы сказать ей что-то утешительное на прощание. А он неловок. Ничего не может придумать и быстро выходит; ошибается, попадает не на тот этаж, ищет выход, оказывается на эспланаде, где разворачиваются машины с вращающимися на крыше фарами. Ради Эрве стоит идти до конца, не бояться полиции. Мужества, храбрости ему не занимать, так как он видел в носу друга эту ужасную трубку. Страшно вспомнить. Он втягивает носом воздух, пытается вообразить эту пытку. Сегодня вечером, — когда ляжет в постель, он засунет в ноздрю карандаш — каково это на деле?
Он садится в автобус — в обратный путь, — но мысленно все еще не покидает белый коридор, стоит у двери палаты 117. Там — тоже дверь, за ней томится Элиана; здесь дверь палаты 117, за которой едва дышит Эрве. Закрытые двери — такова его судьба. Недосягаемо все, что он любит. «Стоп, — говорит он себе. — Кто сказал, что я люблю Элиану? Эрве — другое дело!» Однако он останавливается около магазина «Призюник», смущаясь, покупает пару чулок. У него спрашивают размер, он отвечает наобум. Чулки есть чулки. Покупает также полдюжины носовых платков, пачку стирального порошка Бонюкс — из-за подарка. Он предпочел бы кораблик, если бы себе покупал. Этой пачки ей хватит надолго — стирать… Он не уточняет, что… Выбирает ножницы, крепкую пилку для ногтей. Пусть себе на досуге коготки оттачивает.
