Дурной возраст | страница 24
К моменту второго завтрака доктор выглядел уже чуть приветливее. Разговор о вчерашнем инциденте не возобновлялся.
— Ты занимался?
— Да. Немножко французским.
— А как насчет математики, ты что, забыл?
Больное место. Нет, не забыл, конечно. Более того, ни о чем другом и не думал.
— Да, да, конечно, — сказал он поспешно.
— Это правда, что мадемуазель… как ее?
— Шателье.
— Мадемуазель Шателье пристрастна к тебе? Попробуем обсудить этот вопрос честно.
— Как сказать, мне кажется, она меня не любит. И ребята это чувствуют.
— Что же, она нелюбезна с тобой с самого начала?
— Нет. Не с самого начала. Может, месяца через два началось.
— Любопытно!
Доктор больше не настаивал, вместе с Мартой стал составлять меню на воскресенье, а так как, казалось, он был в хорошем настроении, спросил ее о том, как чувствует себя ее сын, заболевший гриппом.
— Да уже на работу вышел, — ответила та. — В полиции у них мало времени заботиться о здоровье.
Люсьен и забыл, что сын Марты работает в полиции… то ли инспектором… Вдруг он почувствовал себя еще более виноватым, словно обманул доверие старой служанки. Ему никогда не приходило в голову, что у нее семья. Она была как бы неотъемлемой частью дома. Однако у нее была своя собственная жизнь, кстати, у Элианы тоже, даже отец был! Ему никогда в голову не приходили подобные соображения. Существовали и другие. В мире не одни только они с Эрве. Он уже не слушал, о чем говорилось рядом. Что за человек Элиана? Чем занимаются ее родители? Как она проводит воскресенья? Может, она чья-нибудь невеста… Почему бы и нет? Не мешало бы знать. У него есть право знать, если идти до конца в жестком эксперименте. Еще немного, и он стал бы упрекать ее за скрытность.
— Подавайте кофе. Я жду больных.
В самом деле, в вестибюле уже слышались шарканье ног, перешептывания. Люсьен никогда не мог понять, почему отец отказывается от секретарши. Больные находили входную дверь открытой, объявление приглашало их прямо в зал ожидания. Старый дом выглядел довольно невзрачно. Как у сельского врача. По утрам Марта записывала больных на прием, часто коверкая фамилии.
— Моя клиентура — жители предместья. Простые люди, — однажды пояснил доктор.
Да он и сам был прост, вечно одет как попало. Вставал спозаранку, ложился поздно, не щадил себя, немногословный, самоотверженный, целеустремленный в работе. «Бедный старик, — подумал Люсьен. — В самом деле, я мог бы быть с ним подобрее!».
Но когда в середине дня ему захотелось выйти из дому, поразмять ноги, Марта жестко воспротивилась: