Ашер напрягся за столом рядом со мной, и я посмотрела в его сторону, чтобы выяснить, что случилось. Всё казалось было в порядке, в то время как миссис Уэллс продолжила свою лекцию о книге. Он бросил на меня мрачный взгляд, а я сбитая с толку смотрела на него в ответ, пока мне не стало ясно, что он снова подслушал меня.
Я смотрела на него с гневом. «Понятно, что ты над этим не властен. Но разве не можешь, по крайней мере, попытаться не слушать?»
Он взял листок бумаги и написал на нём властным почерком одно слово. Габриель? Пожимая плечами, я его проигнорировала и старалась ни о чём не думать.
Он застучал своим карандашом по столу и указал на имя Габриеля. С приподнятой бровью он требовал ответа.
Возможно, я позже и рассказала бы ему о нашем разговоре на складе, но из-за его высокомерия во мне вскипело упрямство. Хлопая ресницами, я представила себе, как красивое лицо Габриеля скривилось во флиртующую улыбку, в то время как он рассказывал хозяйки кафе, что любит меня.
Я понятия не имела, мог ли Ашер видеть мысленные образы, но решила, что так оно и есть, когда он скрестил руки на груди и повернулся как капризный ребёнок вперёд. Он бросил на меня злобный взгляд, значит, усёк моё последнее восприятие. Казалось, он ревновал.
Могут ли быть преимущества в том, что Ашер мог читать мои мысли? Я сделала вид, будто слушаю миссис Уэллс, но вместо этого сосредоточилась на том, чтобы мысленно высказать шутку, которую мне раз рассказал Бренодон, и добавила к ней визуальные подтверждения, чтобы оформить её более забавно. Когда я подошла к кульминационному моменту, Ашер ухмыльнулся мне со стороны, и я знала, он слушал. Он взял свой карандаш и написал на бумаге: «Брендон? « В ответ я кивнула.
С довольной улыбкой он тоже кивнул. «Расскажи мне какую-нибудь историю». «О чём? « Снова он нацарапал на бумаге. «Решай сама».
Рассказывать истории ещё никогда не было моим коньком. Для этого нужно было разговаривать, а я слишком долго избегала общество других. Вместо истории я выбрала кое-что, что вспомнила прошлой ночью.
Мне было восемь, и моя мать поехала со мной на Рокуэй пляж. Наше мороженное таяло быстрее, чем мы могли его съесть - шоколадное для меня, ванильное - для неё. Мы сидели на длинном, песочном участке пляжа, моргали на ярком солнце, а солёный воздух наполнял наши лёгкие. С помощью мисок и горшков из нашей кухни мы построили замок из песка, а затем играли с волнами в догонялки. Потом от усталости упали на старую простынь, которая служила нам пляжным полотенцем, так как мы не могли позволить себе ничего другого. Анна подставила своё лицо солнцу и рассмеялась из-за чего-то нелепого, что я сказала. Эти воспоминания девятилетней давности были у меня самыми лучшими о ней, и это казалось слишком трагичным, чтобы выражать их словами.
