. Чистые, в хорошей одежде, Гадюки могли входить на Великий Базар и в Золотой Дом по одному или по двое, находя цели для краж и грабя их, когда те вечером покидали
соуки. Благодаря благосостоятельной внешности их чаще нанимали для доставки сообщений и посылок, что позволило им разведывать дома и магазины, которые можно было обокрасть, когда владельцы уже и думать забыли о парне или девушке с кольцом в носу.
Он несколько недель думал, что она в конце концов устанет от них, пока не осознал, что происходило с точностью до наоборот. Чем больше он докладывал ей об успешных кражах и ограблениях, о небольшом расширении их территории к югу от Золотого Дома, о победах в драках, тем больше она интересовалась. Её реакция на неудачи стала более гневной, будто неуважение к Гадюкам было неуважением к ней.
Сейчас Икрум вздохнул шаркнул ногой по плиткам двора. Он никогда не был уверен, был ли он рад покровительству леди. Сестра тэску Владык Ворот по-прежнему была для него запретна. Жизнь Гадюк стала опаснее. Иногда леди его пугала.
И разве плитки не были вчера синими? Сегодня они были красные. Встревоженный, он плюнул себе в ладонь, чтобы избавить себя от неприятных мыслей, затем осторожно вытер ладонь в кармане штанов. Леди не нравилось, когда Гадюки плевались.
‑ Икрум, ты рано, ‑ сказала она, выходя на солнце. ‑ Надеюсь, что никаких бед не произошло
Она грациозно села на софу в облаке опадавших вуалей. Её юбки, сари и вуаль на голове были сегодня цвета тёмного золота, а короткая блуза — бледно-оранжевого. Икрум встал на колени, затем склонил голову, пока его лоб не замер в волоске от красных плиток. Почему-то он не хотел касаться их лицом.
Отсюда ему были видны позолоченные узоры, выштампованные на её кожаных туфлях. Одну из её лодыжек охватывало тяжёлое золотое кольцо. Она и браслеты тоже носила, тяжёлые серьги и цепочку от носа до левого уха с подвешенными на ней жёлтыми бриллиантами. Почему её так интересовало их воровство, когда она носила украшения дороже, чем всё, что они смогут когда-либо украсть.
Она напоминала ему золотую статую богини — не Ла́йлан Рек и Дождя, одетую в синее и зелёное с сиянием доброты на лице, — а какую-то экнубную богиню, какую-то далёкую королеву небес. Как он мог поклоняться ей и одновременно ненавидеть? Мысли лихорадочно метались у Икрума в голове. Возможно ли было иметь разные чувства к кому-то одновременно? Страх и ненависть он знал — или думал, что знал, до встречи с ней. Но поклонение, восхищение… Орлана обвиняла его в том, что он влюблён в леди, но даже мысль об этом вызывала у него мурашки. Он гадал, умерли ли её мужья — их было двое — от естественных причин. Его его тайном кошмарном сне она откусывала их головы во время объятий.
