– Правда? – Меня изумила дикость услышанного. – Правда?
– Мы вместе возвращались в Лондон и в поезде разговорились.
– И ты сказал ей, кто ты такой?
– А не нужно было. Она и так все поняла. Она очень умная. А там одно за другое, и, понимаешь, мы пошли к ней, ну там это и случилось. Не бог весть что, и мне не особо понравилось, и я считаю, что она сделала это для того, чтобы позлить тебя, но это случилось.
Что я должен был делать или говорить? Казалось, у меня есть только шаблонные ответы, словно искренность и настоящие чувства невозможны. Я знал, что нужно беситься от ярости, чувствовать себя обманутым, уязвленным, что я должен вспылить, наброситься на него с угрозами, ударить его, выплеснуть ему на колени горячий чай. В иных обстоятельствах, наверное, я бы так и поступил, но сейчас ни один из этих вариантов не годился. Ни один из них не выражал моих подлинных чувств.
Поэтому я лишь спросил:
– Зачем ты мне об этом говоришь?
– Потому что я верю в искренность. Возможно, я скот, но я честный скот.
– Хочешь, чтобы я сказал тебе спасибо? Поздравил тебя с твоей честностью?
– Не знаю я, чего хочу. Взбучки хорошей, наверное, заслуживаю.
– Извини, что не оправдал твоих ожиданий, – сказал я.
– Это всего лишь случайный перепихон, Майк, – льстиво проговорил он. – Всего лишь грубый, животный секс.
До сих пор Никола почему-то ни разу не связывалась у меня с грубым, животным сексом.
– Мне пора.
Я начал вылезать из-за стола, но Грегори схватил меня за руку. Работяги за соседним столиком снова оторвались от газет, на этот раз – с явным омерзением. Я быстро сел и отшвырнул руку Грегори. Наш колченогий столик закачался.
– Я хотел бы искупить вину, – сказал Грегори. – Я могу что-нибудь для тебя сделать? Что-нибудь хорошее?
Он мог, например, извиниться, но я уже понял, что в словаре Грегори нужных слов нет. Да и вправе ли я требовать извинений? Мои отношения с Николой, похоже, оказались даже менее жизнеспособными, чем я надеялся. Я не претендовал на то, что понимаю движения души Николы, но меня искренне изумляло, какого черта она переспала с Грегори.
– Я сделаю для тебя все, – повторил Грегори. – Серьезно.
– Ну что ж, мне кажется, одну любезность ты мне можешь оказать.
* * *
В тот же день я позвонил Николе и сказал, что не сержусь и не расстроен, но видеть ее больше не хочу, и вообще уезжаю, и пусть она не пытается со мной связаться. Никола ответила, что хорошо меня понимает. А затем я позвонил Алисии Кроу:
