– Ну, я бы сказал, что это тоже шутка.
– И ты бы не назвал эту выходку потворством фашистской системе ценностей, основанной на физической красоте?
– Ой, нет, вряд ли, – признался я.
– А если ты решишь сам написать книгу?
– Никола, обещаю. Нет – клянусь никогда не писать книг.
А затем она принялась листать книгу. Столь бурной реакции я не ожидал.
– Дрянь, – сказала она. – Дрянь и ерничество. Знаю я эту книгу. Я ее читала. В рукописи читала. Она была в моей “отстойной папке”. Я отвергла ее сразу. Редкостная чушь.
– Может, оно и так, – сказал я.
Литературный гений Грегори обсуждать не хотелось.
– Но это по крайней мере чушь, которую можно публиковать. Чтобы стать издателем, мне надо бы научиться отличать чушь, которую можно публиковать, от чуши, которую публиковать нельзя. И скорее всего мне это не удастся.
От этой мысли Никола помрачнела, и я понимал почему. Вечер был испорчен. Мы договорились никогда больше не упоминать ни Грегори, ни его книгу. Условие не показалось мне обременительным.
Мы с Николой продолжали вести нашу довольно пустую жизнь и поддерживать довольно пустые отношения. Каждому требовалось что-то иное, и хотя мы прекрасно понимали, как можно изменить жизнь к лучшему, до рискованных и неприятных шагов мы еще не дозрели. Мы знали, что довольствуемся малым, но все же это было намного-намного больше, чем ничего.
А потом вдруг объявился Грегори. В конторе раздался звонок, я снял трубку и, услышав “Привет, Майкл, как дела?”, даже не понял, кто это. Грегори начисто выветрился из моей памяти. Я решил, что это просто фамильярный клиент. Но затем все разъяснилось, и я спросил, как продается книга.
– Говорят, средне, – сварливо ответил Грегори.
– Что ж, если моя фотография дала хотя бы небольшой вклад в эту среднюю продаваемость, то я очень рад.
– Знаешь, было много прецедентов, – сказал Грегори оправдывающимся тоном, что, на мой взгляд, было совершенно лишним. – Томас Пинчон послал комика получать вместо себя литературную премию, а Энди Уорхол отправил своего пародиста читать лекции по стране.
Я прекрасно понимал, что Грегори пытается оправдаться или объясниться, но, по мне, так никаких оправданий или объяснений не требовалось.
– Да не переживай, – ответил я, – все в порядке.
Но я чувствовал, что Грегори клонит к чему-то важному и зловещему, с его точки зрения.
– Нет, далеко не все в порядке, Майкл, и мне позарез нужен совет и твоя помощь.
Да, заявление и впрямь прозвучало зловеще. До сих пор Грегори прекрасно обходился без моих советов.
