— Что же, в таком случае?
— Я считала себя в безопасности на вашей земле, маэстро. Я поступила легкомысленно. Мои враги воспользовались этим.
— Ваши враги ответят за то, что сделали.
— Даже если мой враг — это ваш сын? — вызывающе вздёрнула я подбородок.
Наши взгляды встретились.
Против его воли скрытый гнев Дик*Кар*Стала прорывался в тихом голосе, в напряженных, скрещенных на груди, руках.
— Это серьёзное обвинение. Вы осознаете это, моя королева?
— Поэтому и делаю заявление с глазу на глаз, без свидетелей, ваше величество.
— Ваши свидетели могут незримо присутствовать за вашей спиной. И таиться за спинами якобы свершающих покушение на вашу жизнь.
— Якобы?!..
— Я не могу исключить подобной возможности.
— Исключайте, что хотите и оставляйте, как пожелаете. Но вот что я вам скажу, маэстро. Я — ваша жена, я ваша королева, что вы неоднократно подчеркиваете при каждом обращении. И я не прожила под вашим покровительством даже двух месяцев, как меня почти прикончили под самым вашим носом и, несомненно, преуспели бы в своих начинаниях, не окажись я расторопней, чем ваши враги рассчитали. Я не знаю, что вы сами думаете о себе после случившегося, но согласитесь, у меня нет повода думать о вас как о сильном и мудром правителе?
— Виновные понесут наказание, кем бы не оказались. Это касается так же и вас, моя королева.
— Вы мне угрожаете?
— Предупреждаю. У вас есть личный мотив для устранения моего сына. Я об этом помню.
— А у вашего сына, впрочем, кстати, как и у вашего любовника, есть личный мотив для моего устранения!
— Однако, если я правильно понял, обвинять вы предпочитаете Фабриана, а не Лэша. Из этого следует вывод, что политика интересует вас больше любви, моя королева? — саркастично поинтересовался он.
— Меня интересует исключительно моя жизнь, в которой вы, против моей воли, играете важную роль, — зашипела я, чувствуя, как гнев обжигающей огненной лавой поднимается по позвоночнику. — Я обвиняю Фабриана, а не маркиза Виттэра исключительно потому, что он кажется мне виновным.
Дальше без утайки и редактирования я выложила Дик*Кар*Сталу всё, что знала, чему стала свидетелем, от нашей милой беседы с наследным принцем до его тайной коронации в Хрустальном Храме.
Чем дольше я говорила, тем темнее делались серые глаза Дик*Кар*Стала. В них будто плескался огонь, горел где-то там, в глубине черепа, как в жутких народных поверьях о мертвецах.
Когда я смолкла, Сиобрян застыл, отвернувшись к окну, так, что мне был виден только его напряженный, бледный профиль. Чёрное и белое, образ, построенный на контрастах.
