— Который? — облегчённо вздохнул начальник.
— Назвался Крамелюком, а тот ли, кто его разберёт.
— Доставьте сюда и найдите оперуполномоченного, пусть тоже придёт, — распорядился начальник.
Крамелюк вошёл, остановился у порога.
— Проходите, садитесь, — кивнул начальник на стул.
Крамелюк, лениво переваливаясь, подошёл к столу и, усевшись, сладко зевнул. Но Фомин почувствовал в его тяжёлом взгляде напряжённую насторожённость. После анкетных вопросов, на которые тот отвечал бегло и точно, начальник перешёл к существу дела.
— Где вы были во время вечерних поверок? Где прятались всю эту ночь?
— Прятался? А чего мне прятаться? От кого? Передачку подкинули корешки, был бухой. Зачем напрашиваться на изолятор? Вот на поверку и не пошёл.
— Чепуха! Проверили все щели. Не морочьте голову, как вас там, Копыткин-Крамелюк? — повысил голос начальник.
— Ты вот что, начальничек! Жужжи медведю в ухо, а меня на басы не особенно бери, сорвёшься, — окрысился Крамелюк и с холодной насмешкой бросил — Проверяли все щели? Так что же, я с неба свалился?
Парень вёл себя оскорбительно. Начальник лагеря с облегчением передал дальнейшее расследование вошедшему оперуполномоченному.
— Вот бандюга! На такого нужны железные нервы, а у меня их уже нет. Износился, издёргался, — оправдываясь, проговорил он, когда уполномоченный ушёл с Крамелюком.
С утра началась подготовка заключённых к посадке на пароход. Фомин встретился с Роевым только к вечеру,
— Как там разобрались с Крамелюком? — поинтересовался он.
— Дело сложное и запутанное, — начал рассказывать Роев. — Непонятного в этой истории много, поджог склада — это, конечно, тактический приём для взлома и хищения документов. Предположения могут быть разные, но их надо подтвердить. Личность Крамелюка и его опьянение с вечера подтвердили многие. Но зачем тогда похищать личные дела? Ведь остальные бумаги не представляют никакой ценности. И момент точно подгадали. Всё складывается неудачно. Сегодня ночью посадка, а завтра уходит пароход, и концы этой истории могут легко затеряться.
«Днепрострой» вышел из Владивостока на рассвете. Когда обрывистые и скалистые берега слились в ровную коричневую полосу, пароход круто повернул на север и лёг курсом па Татарский пролив.
Наверху раздраили люки, в трюм хлынул чистый воздух, вытеснив смрад и табачный дым, скопившийся во время стоянки.
Где-то внизу постукивал гребной вал. Тихо плескались волны у железных бортов судна. В конце трюма струнный оркестр разучивал новую пьесу. За длинным, сколоченным наспех столом заключённые писали письма. Напротив Прохорова группа мужчин, собравшись в кружок, с раздирающей душу тоской напевала печальную мелодию.
