Рассказы и повести дореволюционных писателей Урала. Том 2 | страница 58



— Перестаньте, не ломайте комедии!..

— Не губите!.. Ведь он для меня все!.. Один он у меня, один…

Кленовский упал на колени.

— Я униженно прошу вас: отдайте мне сына!.. Отдайте, отдайте!..

— Нет! — с внезапной злобой отвечал Конюхов. — Я палец о палец не ударю для этого молодца, этого змееныша!.. Никогда!..

Кленовский вскочил, как ужаленный. На бледном лице его, точно два угля, горели черные глаза с расширенными зрачками. Он весь трясся от оскорбления, ненависти и злобы.

— А! Так вот как!.. Хорошо… хорошо… — бормотал он, заикаясь и глотая слова. — Но вот что я тебе скажу, подлая предательская душа! Мы оба с тобой пропадем… оба!.. Мне нечего терять… пропадай все!.. Мы враги, но помни, что мы и сообщники! Вместе грешили, вместе грабили, обманывали и губили народ!.. Вспомни-ка все-то… ага!.. Так вот, знай же, подлец, что я сам на себя донесу!.. Сам напишу тот донос, которого ты так боишься… опишу все!.. И не этому сопляку, Полянскому, а повыше… доберусь до корня, пойду напролом!.. Раскрою все карты!.. Пусть узнают!.. Пусть узнают все, всю уголовщину!.. вот!.. знай это!.. Иуда, дьявол, аспид, искариот!..

И он, всхлипывая истерическим смехом, направился к двери.

— Постойте! — остановил его Конюхов. — Вы с ума сошли. Постойте, говорят вам.

Он схватил его за плечо.

— Вот… вот!.. Знай это!.. Пусти, не тронь меня, дьявол!.. — бормотал, как помешанный, Кленовский, стараясь вырваться из рук Конюхова.

Конюхов насильно усадил его в кресло.

— Успокойтесь, — сказал он, — поговорим толком.

Но Кленовский вскочил и закричал:

— А помнишь Ивана Петрина, Степана Брюхова, Семена Ивойлова, Митьку Бобина… где они?.. Помнишь Колю Снигирева?.. Прелестный мальчик, как херувим… где он?.. Мы всех упечатали, сгубили, стерли с лица земли… И много, много… счету нет… Помнишь фельдшерицу Степанову?.. А учителя Коршунова?.. Где они?.. Мы злодеи, сам дьявол сидит в нас… давно сатане служим. Мы боимся света, как огня, и возлюбили тьму и подлость… только в нее веруем… и всего боимся… книжки боимся, грамотности боимся. Читальню открыли, и мы уж трепещем!.. Библиотека была наш враг, мы ее искоренили!.. Мы офеней и книгонош ловили, как преступников. Мы насаждали низость и пьянство. Мы пугали всех и сами всего пугались.

— Успокойтесь же, наконец. Фу-ты, господи, боже мой!

— А помните старшину Волокитина?.. Писаря Петрова?.. Где они?.. А Федор Копылов? Начитанный, богобоязненный мужик… ведь мы и его упечатали!.. И вот дети, собственные дети, поднимаются на нас!..