IX
Вскоре между гостями распространился темный слух о закулисных событиях этой ночи. Начались таинственные разговоры, расспросы, шушуканье… Говорили, понижая голос, под величайшим секретом, как будто дело касалось тайны, которую все обязаны были свято хранить. Многие с сожалением смотрели на старика Кленовского, который, ничего не подозревая, собирался ехать домой и искал сына.
— Николку своего потерял, — говорил он, улыбаясь, — не знаете ли, где он?
Кто знал об участи Николки, те виновато косили глаза, молчали или отзывались незнанием, другие говорили:
— Сейчас здесь был… Мы только что его видели…
Мало-помалу в сердце старика заползла тревога: он не мог не заметить уклончивых ответов и странного поведения своих знакомых. Не найдя сына на камне, он спустился вниз, стал расспрашивать конюхов и прислугу. Те так же прятали глаза, давали странные, уклончивые ответы. Наконец, дачный сторож, хромой и безрукий старик, решился сказать ему правду.
— Увезли твоего соколика, — прошамкал он беззубым ртом, — посадили в темную повозку и укатили. Пропала удалая головушка!..
У Кленовского подкосились ноги, он сел на лавочку подле сторожа и странно засопел носом. Тот говорил ему еще какие-то жалостливые слова, но он их не слышал. Так пробыл он минут пять, потом встал, спокойно и обстоятельно расспросил подробности и пошел к Конюхову.
Конюхов без пиджака, в ночной рубашке, сидя на кровати, стаскивал с себя сапоги. Увидев лесничего, он вопросительно устремил на него свои холодные глаза.
— Вы? Каким образом? — удивленно спросил он. — Что вам угодно?
— Где мой сын?
Конюхов сделал жест недоумения и приподнял брови.
— Ваш сын? — переспросил он. — Как я могу знать? Я мало интересуюсь вашим сыном.
— Где мой сын? — настойчиво повторил Кленовский. — Куда вы его дели?
Конюхов не торопясь надел на себя только что снятые сапоги и выпрямился во весь рост.
— Вы изволите шутить, многоуважаемый Николай Саввич? Что значит ваш вопрос?.. Мне до вашего сына, как до прошлогоднего снега.
Кленовский издал звук, похожий на стон, сел на кушетку и, согнувшись, опустил голову.
— Мне сказали, — с усилием произнес он, — что сын мой взят…
— А! вот что… Может быть, знаете за что?
— Нет. Я об этом пришел спросить у вас.
Конюхов засмеялся, и смех его холодной сталью отозвался в сердце Кленовского.
— А мне как знать! — сказал он. — Не я слежу за поведением вашего сына. Так, допрыгался молодец! Этого нужно было ожидать.
— Оставим это… будем говорить начистоту. Что сделал мой сын? Вы это знаете.
