Минут, наверное, десять провел он там, и все это время Иван Иванович непроизвольно как-то поднимал брови. Наконец Григорий Михайлович появился в низкой, чуть кособокой раме дверей. Стрельнул запухшими глазками туда-сюда и, заметив Агеева, не выходя из проема, чтобы разогнуться хотя бы, закричал сердито:
— Ты что? Не видел, кто идет к тебе в хату? Порядка не знаешь? — Он помолчал, ожидая, что Иван Иванович спросит: какого порядка, но тот не спрашивал, и Кулиш продолжал: — Начальство надо приветствовать стоя, на часах! Плохо ты служил, Иван. Ты где, в обозе служил, ездовым? Оно и видно: устава не знаешь, выправки нет.
Произнося эти нарекания, Григорий Михайлович в это время как бы раздумывал, а не вернуться ли ему в хату? Его туда тянуло, он даже оглянулся пару раз в сенцы, точно там стояла и слушала его краснобайство Фроська. Причем, поворачивая голову второй раз, он ударился виском о косяк и, потирая ушиб, пошел к Агееву с косолапой и мягкой вальцой, оставив на этот раз обычную свою походку.
— Давай магарыч, — сказал он сердито и живо, — я к тебе с хар-рошей новостью!
Какое-то угнетающее впечатление производил Григорий Михайлович на Агеева, точно в тиски он попадал, сам воздух вроде бы превращался в эти тиски и давил дыхание. И он не скрывал, не догадывался скрывать это впечатление. Тоже и теперь: завороженно смотрел он на толстое, потное, с прорезями глаз и рта лицо Григория Михайловича.
— Давно приехал? — прижмурив один глаз, а другой тараща, спросил тот.
— Да как давно?.. Вчера. Нет, что я говорю? Позавчера! Вечером, правда, совсем.
— А почему не сегодня?
— Как почему? — развел руками Иван Иванович. — Сами знаете: в день по хозяйству не управишься. Директор наш, товарищ Козелков Павел Степанович, он знает, с ним этот вопрос решен.
— Когда? — с какой-то кровососущей мукой припал Кулиш к Агееву.
— Да когда? Как еще молодняк в степь угоняли.
— И сколько ж ты это дома не был?
— Больше двух недель, ден шестнадцать.
— Тэк-с, угу. Хорошо. А чего ж твоя жинка хату не побелит? — поднял брови Григорий Михайлович, глуповато моргая кукольно распахнутыми глазками.
Иван Иванович пожал плечами, потом улыбнулся, но ничего не ответил на этот внезапный вопрос.
— Тэк-с, хорошо!.. Сам будешь мазать? — быстро продолжал допытываться Григорий Михайлович, на что-то известное им обоим намекая.
Он подождал, что на это скажет Агеев, но тот все молчал, и Кулиш вдруг захохотал и, цепляясь за плечи, колени Ивана Ивановича, грузно плюхнулся на колоду рядом, распространяя вокруг себя смердящий дух буракового самогона.
