Комната наполнилась тихим смехом и шепотом согласия.
«Не сказать, что я не надеялся на это,» сказал он, глядя на меня. «Понять тебя было сложно, дорогой, и мне хотелось, чтобы каким-то образом ты вошла бы в нашу семью. Но с этими двумя нельзя ничего предугадать. Они подчиняются законам природы. Я рад за вас обоих, я рад за Сьюзан и себя, Генри и Мину. Такое ощущение, что мир встал на путь истинный, когда вы стали парой.»
Мой отец взял микрофон, когда Эллиот протянул его ему. Колонки громко скрипнули, в результате чего все начали морщиться. Папа извинился дрожащим голосом и откашлялся. «Хлои – мой единственный ребенок, ее мать умерла несколько лет назад. Я полагаю, что сейчас я говорю за нас обоих, а я никогда не был хорош в этом. Всё, что я хочу сказать, так это то, что я горжусь тобой, милая. Ты нашла своего единственного, который не только может справиться с тобой, но и хочет справляться с тобой. Что насчет тебя, Бен, я рад видеть, как ты смотришь на мою дочь. Мне нравится то, что я вижу в тебе, и я буду рад назвать тебя своим сыном.»
Эллиот, казалось, почувствовал, как мой отец поддался эмоциям, поэтому взял микрофон из его трясущихся рук. «Мы сделали небольшое слайд-шоу о том, как росли наши дети. Оно будет играть, пока вы будете наслаждаться ужином. Пожалуйста, наслаждайтесь едой и компанией.»
Гости коротко поаплодировали, а затем начали охать и ахать, когда увидели фотографии, на которых мы были еще детьми и подростками. Я улыбнулась фотографиям со мной в маминых руках, пытающейся побороть папу в реслинге. Я выглядела так глупо. Но на каждой из своих фотографий Беннетт был угрюмым и красивым, даже в свои десять лет.
«Ты когда-нибудь был отвратительным?» спросила я с шипением. Фотография со мной появилась на экране и вызвала громкий смех: это был год наихудшей прически в мире – зубчатой челки, остававшаяся ее часть была в основном бардак на голове – и мои щеки выглядели настолько большими, будто в этот момент я ела железнодорожные пути.
«Подожди,» пробормотал Беннетт.
После его слов на экране появилась фотография Беннетта с каким-то дипломом. Очевидно, у него был скачок роста: штаны слишком короткие, волосы длинные и неопрятные, поэтому это фото заставило его смеяться уже нескрываемым смехом. Часть него была менее великолепна, но никак не отвратительная.
«Я ненавижу тебя,» сказала я.
Он наклонился, целуя меня в лоб. «Конечно, ненавидишь.»
Фотографии заканчивались уже нашими фото сейчас, и я узнала одну, которую Сьюзан поставила в гостиной: Беннетт обнимал меня, наклонившись и говоря мне что-то, пока я смеялась. Я наклонилась и поцеловала в щеку своего отца, потом встала и обняла Эллиота и Сьюзан.
