До колен дотрагивались стебли васильков и полыни, в воздухе завис пряный аромат трав. Так как еще было светло, древний погост выглядел весьма безобидно: всюду зелень, щебетанье птиц, старинные склепы походили на памятники архитектуры, а не на «обитель Зла».
Она подошла к могиле Дарии:
— Witamy hrabina (Здравствуйте, графиня), — заговорила полька. — Надеюсь, граф приходит к Вам.
Девушка присела на мраморную скамью. Агнешке казалось странным и смешным то, что последнее время ей гораздо спокойнее и комфортнее находиться на кладбище среди мертвых, чем в миру среди живых. Она будто художник утративший вдохновение, который отныне рисует только серыми красками и смотрит на мир через эти картины.
Мгновения тишины нарушил ветер, он подул внезапно, но очень аккуратно. Шелковое кашне на шее затрепетало, подхваченное потоками воздуха. Молодые деревца зашуршали листвой, травы зашумели, то была симфония природы, музыка собственного сочинения матушки Земли. Полька даже закрыла глаза, тогда боль отступила, она вдохнула полной грудью и почувствовала облегчение. Вдруг кто-то коснулся плеча, Агнешка немедленно очнулась. Напротив сидела молодая женщина, ее тело слегка мерцало, а глаза словно материнские, смотрели невероятно ласково и нежно. Вскоре призрак улыбнулся: — Здравствуй, Агнешка.
— Кто вы? — растерянно спросила полька.
Однако женщина не ответила, она лишь посмотрела на статую Архангела, что стояла в изголовье могилы графини.
— Дария? — окончательно растерявшись, продолжила Агнешка.
— Да. Она самая.
— Но как? Как вы здесь?
— Кто знает? В мире множество чудес, которые не имеют объяснений.
— Вы приходили к графу? Он же…
— Нет. Я не имею права видеть Влада, как и своего сына, — затем Дария встала, протянула руку польке. — Пойдем, нам надо поговорить.
Агнешка безмолвно поднялась со скамьи, и они устремились прочь от могилы. Дария была прекрасна: благородные черты лица, но в то же время необычайно добрый взгляд, величественная осанка. Черные волосы, заплетенные в косу, доходили до поясницы. На длинной шее красовалась цепочка с кулоном в форме лепестка сирени, стройное тело облачала белая рубаха с широким поясом, черные брюки и высокие сапоги — будто наездница только-только закончила тренировку и спустилась с ретивого.
Двое медленно ступали по тропе, вьющейся мимо старинных захоронений:
— Как ты себя чувствуешь? — спросила графиня.
— Нормально. Даже хорошо.
— Не лукавь. Твое сердце болит.
— Какое это имеет значение. Мне двадцать четыре, а я уже с какой-то ерундой у сердца, которая поддерживает мою жизнь.
