Объективность ничтожения Ничто можно показать на таком примере. Допустим, я объявил спецкурс для студентов под названием «Чтобы научиться жить, нужно прежде научиться умирать». Особенность моего спецкурса состояла бы в том, что я не говорил бы ни слова, но в течение всего академического времени показывал бы слайды, фильмы, фотографии, открытки и прочую видеопродукцию с изображением ликов смерти. Я бы демонстрировал войны и убийства, казни и пытки, концлагеря, преступления и наркотики, грязь и нищету, болезни и голод, различные убожества, самоубийства, катастрофы, стихийные бедствия и массовую гибель людей, гробы, калек и уродов, прокаженных, умалишенных и прочих дегенератов. При этом, подчеркиваю, я бы выстраивал этот видеоряд в полной тишине, без каких-либо комментариев. Я хочу сказать, что, давая этот спецкурс, я был бы убийцей студентов. Поскольку Ничто само, то есть объективно, без чьей-либо помощи, ничтожит. Если бы к тому же я стал бы все эти картинки смерти изящно и бесстрастно комментировать, то я усилил бы ничтожащее действие Ничто, то есть я стал бы сладострастным убийцей.
Возникает простой вопрос: российские тележурналисты, смакующие смерть на экране, — они что, не знают об этом эффекте смерти? Как бы то ни было, но интеллектуалы, культивирующие своим словом и образом смерть, являются киллерами. Если смерть и так каждого из нас непрестанно упраздняет, то такие интеллектуалы (писатели, ученые, художники) со своей стороны делают многое из возможного, чтобы нас ускоренно упразднять. Они приближают к нам смерть, они помогают нам умирать. Они — садовники смерти.
Между тем отечественная медицина недавно легализовала новую болезнь — социофобию: человек стал бояться общества. Другими словами, социум настолько испугался самого себя, что этот испуг вылился еще в одну болезнь, которая, как всякая болезнь, также способствует угасанию общества.
Отчасти благодаря интеллектуалам-киллерам современная Россия охвачена тотальным ужасом. К ней вплотную подступило Ничто. Россия очарована ужасом небытия и потому, согласно хайдеггеровской аналитике, погружена в оцепенелый покой. Мы, охваченные сплошным кошмаром, теряем способность речи и мысли. «Ужас перебивает в нас способность речи». В результате отдельные индивиды несут, что попало, или судорожно хохочут. В основном же доминирует молчание. На мой взгляд, это один из возможных ответов на следующее недоумение американского антрополога.
