И рассказал кое-что про нас, чтоб они посговорчивее были. Говорит, как жена родит, так мы только на люди покажемся, что с младенцем, и уедем сразу в другое место, где нас не знают. Страна-то большая: вон, всю Европу завоевали. И что ребенок на вас похож, никто не увидит. А вы скажете, что мертвого родили, вам не страшно. И вам выгода, и нам.
Они мозгами пораскинули и согласились, что это мой Джон умно придумал. Ну, Бар… сосед то есть еще поартачился: мол, моя-то твоей раньше рожает, так вы раньше заберите. Но Джон уперся: уж упрячьте как-нибудь, вон у вас один еще по полу ползает, а другой пузыри пускает, вам легче, а в нашем домишке все людям на виду.
Так вот и вышло: я рожаю, а повитуху ко мне не позвали, все соседка. Ну да она опытная в этом деле была женщина. И младенца сюда же, к нам принесли…
А живот у меня нормальный был, да и ребеночек как пошел, сразу видно - не котенок. Джон на всякий случай и нож приготовил: а вдруг чудо-юдо появится. Только он не понадобился. Родилась у нас крепкая девочка, здоровая, и вот вам крест, ничем от прочих не отличалась.
«А что ж с пацаном-то делать? - сосед растерялся аж. - Коли этот нормальный, так вам второй-то не нужен? Что же нам теперь, приставу признаваться?»
«Джон, - говорю, - это нам господь радость такую послал, что дочка нормальная, потому что мы другое дитя согласились от верной смерти избавить. Негоже теперь отказываться».
«Ну хорошо, - соглашается мой Джон, - все равно нам уезжать нужно: я уже с горожанином одним сговорился, чтобы землю продать».
И вот мы сказали, что родилась двойня, и чудесно зажили с нашими малышами. Ну, с насиженного пятачка сниматься не сахар, конечно, но ничего. Всякое в жизни бывает. Зато на новом месте мы сразу сказали, что Ник у нас приемыш. Я так думала: а ну как детки вырастут и пожениться захотят? Между собой они не родичи, так пусть сразу знают про то и пусть никто из соседей про них дурного не думает.
Тогда я еще ничего ни сном ни духом, ваша честь. Про гадалку мы если и вспоминали когда, то так, чтобы посмеяться. Были они дети как дети. Ника мы вон окрестили в честь Джонова друга, которого черноголовые забрали. Родители-то его крестить боялись. А девочку Джон хотел Кэти назвать, раз уж кошка, да только я уперлась. «Нет, - говорю, - сыну ты имя придумал, а дочка уж моя». И стала она Молли, как в нашей семье заведено: мама Милдред, дочка Молли, потом опять Милдред и опять Молли.
Откуда мы переехали, ваша честь? Да я уж говорила: запамятовала. Совсем плоха стала… Страна большая! Да и не знала никогда. Я ж глупая, ваша честь, женщина, куда мне. Джон знал, куда мы едем и откуда, а я уж и не спрашивала. И по сторонам мне оглядываться было некогда, с двумя малышами-то!
