«Здравствуй, сын Хоэнхайма, — шепнул кто-то. — Освободишь меня?»
Алу показалось, что он видит ее, эту светловолосую девушку, похожую на лейтенанта Хоукай, на Уинри и еще на кого-то, невспоминаемого.
«И ты здравствуй, — сказал он. — От чего тебя освободить?»
«Я здесь осталась случайно. Хоэнхайм пришел сюда, на него напали контрабандисты…
Пролилась кровь. Вот я и задержалась».
«Почему задержалась?
Разве он оставил тебя?»
«Нет. Он просто не возражал. Я жила в этом дворце, соскучилась… Меня зовут Ана, пятая принцесса Высочайшего Дома… Думала, тут будет память. А тут только ветер и песок, и ничего больше. Хочу уйти».
«Хорошо, — сглотнул Ал, — я отпущу вас, Ваше Высочество».
Смех зазвенел, словно вода в фонтане, умолкшем четыреста лет назад.
«Какое же я теперь „высочество“, сын Хоэнхайма! Спасибо, что нашел меня».
«Вам спасибо».
«За что же?»
«Вы украсили мой сон».
Смех ксеркской принцессы звучал у Ала в ушах, пока он, опустившись на корточки, краем плаща затирал следы крови.
— Эй, Альфонс! — крикнул Зампано, который до сих пор околачивался у подножия лестницы: узор ему там какой-то понравился, что ли. — Ты как привидение увидел.
— Привидений тут нет, — твердо сказал Ал.
Здесь был ее дом… этой Аны.
Я никогда не мечтал быть наследником умершего народа. Не то же самое, что получить в наследство миллиард сенсов. Никакой практической пользы, только руины и невыполненные обещания. Мы с братом читали про город Ксеркс, исчезнувший за одну ночь, но я и предположить не мог, что мой отец там родился, что он помнил, какие там носили наряды и пели песни.
Мне все время кажется: я мог бы что-то сделать для этих людей. Хотя бы подробнее расспросить отца.
По слова Хоэнхайма, половина погибших жителей Ксеркса жила в его душе. Неужели они никогда не просили его записать их истории на бумагу? Чтобы хоть кляксой, хоть черновиком зацепиться в истории… Или они не разделяли нашей с братом любви к печатному слову?
Я хотел бы помнить.
Мы двое сироты без родства — но с целым разрушенным государством за плечами.
А что если отец все-таки что-то записал, но мы с братом сожгли его записи вместе с домом? Он бы нам не сказал тогда.
Неприятная мысль.
Костер гаснет, пора спать.
Подумаю еще.
* * *
Зампано поймал гадюку, мы ее быстро освежевали. Это просто: как чулок вывернуть. А потом пожарили на вертеле с ямсом[2].
Вкуснотища!
