Если плотское страдание имеет человек, тело его недруг терзает, пытку делает или болезнь какая-то человека изматывает — освобождение будет человеку этому, когда умрет он, боль земная на земле и останется. Но если, в царство мертвых придя, душа лютой ненавистью мучителя ненавидит — страдание будет душе этой, потому как нет возможности у нее месть свою осуществить. Даже и мучитель если умрет, послабления не будет — страдать этой душе вечность неотвратимо.
А посему выходит, Сергей Дмитрич, что рай если обресть хочешь на свете ином, то живи, как угодно душе твоей, только умереть сумей бесстрастно, страсть свою с собой не захвати. Как раньше бывало — старится мужик какой-то, так и от утех плотских отходит, горькую не пьет и интереса не имеет, зла ни на кого не держит, о богатствах и добре не печется — вот и умирает тихо, покойно, и в царстве небесном жизнь покойную имеет. А мрешь если у сундуков своих огромных, кручинишься о деньгах своих непотраченных — вот и прими на том свете муку бесконечную, тобой порожденную…
— Как обычный среднестатистический гражданин, я весьма суеверный человек, и не очень мне хочется думать над тем, что ждет меня после смерти. Когда думаешь о таких вещах — постепенно накатывает страх, и больше об этом стараешься не думать. Говорят, в психологии есть специальная теория о том, что основные человеческие проблемы происходят от глубоко спрятанного страха смерти. В чем тонкости этой теории — я не знаю, да и не стремлюсь узнать. Без воодушевления я взялся писать эту книгу… Писать эту книгу… Мой читатель может спросить у меня: а в чем заслуга твоя будет, Вит? Разве это ты написал, о чем мы читаем? Нет, написано все это не тобой, а ты взял да и поставил имя свое на титульном листе. Отчего поставил — пренепонятно нам, уважаемый писатель, объясните нам, а мы будем премного благодарны.
Я отвечу тебе, наблюдательный мой читатель. Да, на титульном листе мое имя, и я считаюсь автором этой книги.
Почему? Буду краток — так Кристо пожелал.
«Вот записи мои, вот я сам, рассказать много чего могу, но не осилить мне книгу эту, Вит, ей-богу, не осилить, поэтому пиши ты: помянешь меня — хорошо, не помянешь — обижаться не буду. Хоть так пиши, что сам допрос ведешь, от своего лица как будто, но только другого ничего не искажая — как по стенографии моей есть — так и следуй. Только последовательность я не соблюдал — то одно нахлынет, и я запишу, более позднее, а то, после этого, другое — много более ранний допрос. Путаница у меня и в голове, и в записях — тебе разбирать да укладывать все это…» Пользоваться советом Кристо я не стал, следователем не сделался и оставил все как есть, даже откровенную непоследовательность в днях допросов Кривошеева сохранил в первоначальном виде. Так было в его тетрадках под номерами «1», «2», ну и так далее… Не зная, что делать с дневниками Ракшиева, я просто решил включать отрывки из них в контекст между стенограммами допросов. Читать его дневники было тяжело, я осмелился убрать большую часть ненормативной лексики и существенно подработал текст стилистически.
