Следователь: — Ты, Андрей Николаич, не чревовещай: девчонку сгубил, а нас тут поучаешь…
Стоменов: — А ты не мешай, не мешай все вместе. Человека извести — дело пустяшное, ненаказуемое, а вот смерть его не уважишь — заплачется слезами горькими и на этом свете, и на том. Пришел немец в дом твой — ты его убил, и лад с ним, но если слова доброго сказать могилке его не сможешь — так и не хорони его рядом с собой, а где-нибудь далеко-далеко, где нога твоя больше не ступит. А то, что лисы по кладбищам шмыгают спокойно, медведи бродят — так не удивляйся, в звере зла нет, они как дети малые… Никола со зверьем, как я с тобой сейчас говорю, говорить мог, но не словом — Силою своей. Той Силою, что я мужиков на подмогу позвал, рта не раскрыв, — и услышали. Запомни, Сергей Дмитрич, отхаркнется. До конца века нынешнего почем зря рвать друг друга будете.
Следователь: — Ладно, ладно, поживем — увидим. Расскажи лучше, Андрей Николаевич, как ты Магом силы своей смертной сделался, а я послушаю.
Стоменов (глухо, опустив голову): — Сон мне был сегодня под утро, Никола был, пост у меня начинается — три дня и три ночи. Сергей Дмитрич, скажи хлопцам своим, чтобы не докучали, — не ем я три дня, уговорились? (Следователь кивает головой). И еще просьба к тебе будет — водицы бы мне в эти дни особой — до льда ее сморозить, а затем оттаять… Этой водичкой я три дня и буду питаться…
Стоменов: — Как я отношусь к женскому полу? Хорошо отношусь, чего еще тут скрывать. А вот как девки меня любят — так это любо-дорого послушать! Нам, Борислав, как заповедано: желанья плотского не чурайся, женской ласки периодически вкушай всласть, а если на какую хранитель особо укажет — семя свое дай ей, чтоб, значит, потомство твое по свету шло. Глянется если баба какая особенно — с ней всю жизнь оставшуюся провесть можешь, но только с условием одним-единственным: не быть в союзе этом деток никогда. Так нам Никола заповедовал: «Семя Кривошеевское в третьем колене тогда только сильным сделается, когда дите, народившееся во втором или в первом, без отца своего будет с рождения своего». От чего так — не знаю я, Борислав, да только семя свое Кривошеевский или Никитовский сеет, но воспитывателем народившегося не становится, равно как и баба, — если в чреве своем от мужика какого-то нужного в чреве своем носит, то и по разрешению благополучному воспитывателем мужика этого делает и больше ребенка этого не видит никогда.
