Он бы НЕ НАЗЫВАЛ меня своей единственной доченькой, если бы я правда не была единственной.
Он НИКОГДА бы не сказал мне, что двое детей – идеальное количество, если бы на самом деле у него их было трое!
ОН БЫ НИКОГДА НЕ СОЛГАЛ МНЕ!
Почему я единственная, кто это понимает? Почему я единственная, кто вступился за папу, когда он не может постоять за себя? Почему я единственная, кто надеется, что он был именно тем, кем, как мы все думали, он был? Может быть, потому что я единственная, кто хочет доказать, что все они ошибаются, – или хотя бы единственная, кто не собирается принимать все это как данность.
Если то, что они говорят, правда, наверное, есть что-то, чего они не знают. И явно есть кто-то более осведомленный.
И, спасибо маме, теперь я точно знаю, кто это!
Завтра я все выясню…
Колин дочитывает до конца первая, но я отстаю всего на одно предложение.
– Черт подери! – кричу я, вскочив с места и судорожно хватаясь за голову. – Я знаю, кого она собралась искать.
– Кого? – недоумевающе шепчет Колин.
Мне не верится, что она до сих пор не поняла, так что я просто игнорирую этот вопрос.
– Вот зараза! Я думала, ей нужны были доказательства. А ей-то информацию подавай! – ору я не своим голосом.
– Кто? – растерянно бормочет Колин.
– А вы что, еще не поняли? Мэделин Цукерман. Мать вашей первой внучки! – не сдерживаясь, ору я.
Келли Хансакер
27 октября
Привет… это снова я! Приятно читать такие замечательные комментарии! Хотела рассказать еще об одном недавнем «хорошем поступке». Как-то я ехала на машине и остановилась перекусить. Передо мной в очереди к окошку закусочной стоял фургон, и его владелец оплатил мой заказ. Серьезно! Сначала я не знала, кто это, но то, что водителем оказался мистер Стин, меня не удивило.
Почти все утро я провела одна в своем офисе, вновь и вновь прокручивая в голове события нашей с Нэйтаном юности. Все это было страшно давно, но у меня впечатление, что только вчера мы с ним прощались в аэропорту, обещали звонить друг другу, а потом разлетелись в разные части страны – навстречу своему будущему. Я нашла свое будущее в молекулярной терапии и медицинской генетике. А Нэйтан – в юриспруденции и очаровательной сокурснице, названной в честь кометы Галлея.
Я смотрю на часы, и, как выясняется, спохватилась я вовремя: через двадцать минут должна прийти новая преподавательница – на собеседование.
Снова достаю из ящика стола ее резюме, но, прежде чем успеваю на него взглянуть, дверь кабинета распахивается.
