В непреходящем экстазе. Это творческое наважденье
Связывало Шарлотту с незабываемым прошлым.
Я хожу по комнате номер один под удивленным взглядом портье.
Тиссем – так зовут молодую особу – пытается мне помочь,
Хотя, скорее всего, считает меня странным типом.
Еще бы: стою, благоговейно взирая на эти облезлые стены,
И вдобавок хочу разузнать, сохранил ли отель архивы.
От нынешнего хозяина я не добился ответа.
Его величают Марен[26].
Разве нужно морское имя, чтобы стать владельцем отеля?
Но главное: будет ли памятная табличка на двери этого номера?
Даже не знаю, с чего я зациклился на табличках,
Когда для начала невредно бы отремонтировать комнату.
Я мог бы заняться этим,
Сделать все, чтобы здесь почитали стены, помнящие Шарлотту,
И не только ее, но бесплотные тени современников гения.
Временами Шарлотта заставляла себя ездить в Ниццу.
Дед жил там совсем один,
Целыми днями сидел на стуле, перебирая воспоминания.
Как-то летом сорок второго года она увидела объявление на стене:
Новый закон предписал евреям регистрироваться в префектуре.
Вернувшись к себе в «Бель Орор», она обратилась к Марте:
Как ей поступить?
По правде сказать, Шарлотта уже приняла решение —
Она пройдет регистрацию.
Марта спросила: зачем? Ведь это полный абсурд!
Но Шарлотта не согласилась: закон есть закон.
В назначенный день она отправилась в Ниццу.
К дверям префектуры тянулась длинная очередь.
Это ее утешило: значит, все соблюдают правила.
Люди были прилично одеты, влюбленные держались за руки.
Солнце нещадно палило, ожидание затянулось.
Внезапно на площадь въехала колонна автобусов.
Все испуганно переглянулись,
Но тут же начали успокаивать друг друга:
Мол, что тут такого страшного?
А Шарлотте пришел на память ад лагеря Гюрс.
Что, если эта «невинная» перепись им угрожает арестом?
Нет ничего ужасней, чем снова туда угодить.
Говорили, что на евреев была облава в Париже,
Но разве известно, что именно там происходит,
Что творится в Германии или в Польше?
Никто ничего не знал.
Шарлотта давно не имела вестей от отца и Паулы,
Очень давно,
Ничего не знала о них.
Господи, хоть бы они были живы!
Она вспоминала о них каждый день.
И об Альфреде, ее Амадеусе, —
Ведь он не от мира сего, ему невозможно спастись.
Нет, только не это!
Ей страшно даже подумать о смерти Альфреда,
Такого не может быть!
Откуда-то вдруг появились жандармы,
В один миг они оцепили площадь,
Теперь никому не удастся сбежать.
Шарлотте все ясно: это ловушка.
Как могла она быть настолько наивной,
