Гибби уже начал понемногу приходить в себя, когда в тишину его сна вдруг бурно ворвались удары двух тяжёлых цепов, быстро и методично следовавшие друг за другом. Сначала, когда головки цепов опускались на толстый слой сжатого овса, брошенного под ноги молотильщикам, удары были помягче. Но по мере того, как овёс отлетал, оставляя на настиле лишь лёгкую соломенную труху, всё время редевшую и разлетавшуюся по сторонам, они становились всё громче и оглушительнее, пока железо не захлобыстало во всю силу прямо по голым доскам. Как раз первый из этих могучих ударов и разбудил крепко спавшего бродягу. Что это был за грохот, Гибби не знал. Он пробрался поближе к краю соломенной кучи, проделал в ней дырочку и осторожно в неё заглянул. Может, он ещё не совсем проснулся и дремота затуманила ему глаза, а может, во сне его воображение опять вернулось к пережитому ужасу — не знаю. Но когда сквозь мешавшую ему соломенную путаницу он попытался посмотреть, что происходит, ему показалось, что на деревянном полу лежит старческое тело с растрёпанными волосами, и двое дюжих молодцов до смерти избивают его огромными палками. Язык его прилип к гортани, он не мог ни пискнуть, ни пошевелиться. Ему оставалось одно: лежать и смотреть на это жуткое зрелище.
Хорошо, что иногда мы вынуждены смотреть на вещи и события от начала и до самого конца (как, например, на собственную жизнь). Постепенно зрение Гибби прояснилось, несчастный старик исчез, и в том, что от него осталось, малыш узнал кучку растрёпанной соломы. Тем временем работники швырнули на настил следующий сноп, и когда из под опускающихся цепов во все стороны полетели зёрна, весело выскакивавшие из соломы, как градинки из облаков, Гибби понемногу начал понимать, что происходит. Когда со всей грудой было покончено, выскочившие зёрна замели в общую кучу, а солому кинули сверху на тот большой ворох, в котором прятался Гибби. Хорошо, что работник, орудовавший вилами, не заметил в соломе два блестящих, внимательных глаза, а то бы он мог бы принять Гибби за дикого зверька, тайком пробравшегося в амбар, и тут же насадил бы его на зубцы. Самому Гибби не очень понравился вид этого человека, и он продолжал лежать тихо, как мышь. Работники развязали ещё один сноп, бросили его на пол и снова заработали цепами. Так продолжалось часа полтора, и хотя Гибби время от времени удавалось снова задремать, к концу он почти оглох от грохота. Наконец, мужчины снова подмели зерно, в последний раз забросили наверх охапку соломы и вышли.
