— Ладно, ладно миссис Кроул, — проговорил священник, слегка ошалев от обрушившегося на него потока и не зная, что сказать, чтобы хоть как — то пробиться к своей прихожанке. — Я не сомневаюсь ни в одном Вашем слове. Но ведь Вы и сами должны знать, что спасение даётся нам не по делам. В глазах Господа самые праведные наши поступки всё равно, что грязные лохмотья.
— Знаю, мистер Склейтер, как не знать! Так вы не стесняйтесь, как будете мимо проходить, так и заглядывайте. И стыда вам в том никакого не будет, потому что живу я честно и никого не обижаю.
— Хорошо, миссис Кроул, — ответил священник, с облегчением поворачиваясь к двери. — Только сразу Вам скажу, — добавил он, остановившись, — мнения я своего не изменю и потому советую Вам хорошенько обдумать всё, что я сказал!
С этими словами он поспешно вышел из лавки и быстро зашагал по улице прочь, очевидно опасаясь её ответа.
Миссис Кроул снова повернулась к полке, достала оттуда ту же самую бутылку, налила себе полстакана виски и лихо его опрокинула. Ей только что пришлось думать и разговаривать о вещах малоприятных, а из — за этого она всегда, по собственному выражению, «дрожала как осиновый лист». Она была одной из многих людей, чья жизнь питается совсем не теми источниками и кто черпает своё утешение на мирской половине вселенной. Трудно сказать, кто из них с мистером Склейтером был сейчас ближе к Пламени, согревающему самое сердце всей земной жизни, но у неё, по крайней мере, было то преимущество, что все усилия своей души она тратила на простое самооправдание и на тщеславие у неё просто не оставалось сил. Тяжко вздохнув, она принялась хлопотать по дому. Её не утешило бы даже то соображение, что ни один поставщик виски в округе не мог бы выставить столько доводов в свою защиту. Даже само выпитое виски не принесло ей облегчения. Оно обожгло ей не только желудок, но и совесть, и она поклялась себе больше никогда до него не дотрагиваться.
Увы! Всегда найдётся тысяча причин не отказывать себе в маленьком удовольствии хотя бы сегодня и опять отложить начало новой жизни да следующего раза. О воздержании гораздо приятнее думать, когда уже перевалил тяжкий рубеж и победил ненасытную жажду. Но если бы все тщетные усилия иного пьяницы побороть себя и исправиться устремлялись выше, они непременно принесли бы спасение его душе, и тогда унылое кладбище его жизни превратилось бы в Божий храм. Каким бы униженным, жалким и грязным ни был такой человек, его положение и вполовину не так плачевно, как у тех респектабельных членов общества, которые взирают на своих падших собратьев с такой недосягаемой высоты, что те кажутся им недостойными даже презрения. Ведь поменяться местами придётся не только самым первым и самым последним, но и всем, кто стоит между ними.
