Месяц устилал наш путь полосою света, словно ковровой дорожкой. Впереди я увидел долговязый силуэт доктора Филдинга: наклонившись вперед, он неуклюже шагал к самой последней палатке.
Он скрылся за нею. Мы с Сари остановились за несколько палаток от нее и шмыгнули в глубокую тень, где нас нельзя было увидеть.
Я слышал гулкий голос доктора Филдинга, доносящийся из палатки. Он говорил быстро, взволнованно.
— Что он говорит? — прошептала Сари.
Я не мог разобрать слов.
Несколько секунд спустя из палатки вышли две фигуры. Держа в руках мощные фонари, они пересекли желтую полосу лунного света и тут же исчезли в темноте.
Впечатление складывалось такое, что доктор Филдинг тащит дядю Бена, и не куда-нибудь, а к пирамиде.
— Что происходит? — прошептала Сари, ухватив меня за рукав. — Он что, ЗАСТАВИЛ папу пойти с ним?
Ветер кружил вокруг нас песок. Я дрожал.
Оба мужчины говорили одновременно, перекрикивая друг друга и жестикулируя фонарями. Я понял, что у них разгорелся спор.
Доктор Филдинг держал руку на плече дяди Бена. Неужели он толкает его к пирамиде? Или это дядя Бен его туда ведет?
Определить было невозможно.
— Идем, — шепнул я Сари.
Мы отошли от палатки и двинулись вслед за ними. Шли медленно, не упуская этих двоих из виду, но соблюдая при этом достаточное расстояние.
— Если они обернутся, то увидят нас, — прошептала Сари, держась поближе ко мне, когда мы крались по песку.
Она была права. Вокруг не было ни деревца, ни кустика, укрыться негде — сплошная пустыня.
— Может, не обернутся, — с надеждой ответил я.
Мы подкрались ближе. Впереди возник темный силуэт пирамиды.
Мы видели, как дядя Бен и доктор Филдинг остановились у отверстия в стене. Я слышал их взволнованные голоса, но ветер подхватывал слова и уносил прочь. Они, похоже, все еще спорили.
Дядя Бен первым исчез в пирамиде. Доктор Филдинг нырнул вслед за ним.
— Он что, втолкнул папу в пирамиду?! — спросила Сари, срываясь от испуга на визг. — По-моему, он втолкнул его внутрь!
— Я… я не знаю, — запинаясь, ответил я.
Мы приблизились ко входу. Затем остановились и вперились в темноту.
Я знал, что оба мы думаем об одном и том же. Я знал, что на губах у нас застыл один и тот же вопрос…
Должны ли мы последовать за ними?
