-- Нас-то целый день не было, а приходим - двери нету, то есть оторвали и бросили во дворе, я наверх глянул - у вас тоже все нараспашку, - бормотал он, поддерживая Игоря под локоть.
Корсаков плюхнулся на матрас и застонав, привалился к стене.
-- Может надо чего, Игорек?
-- Погоди, дай отдышаться. - Корсаков собрался с мыслями, - вы никого не видели?
-- Никого.
Анюту папаша увез - это ясно, а вот куда Владик делся? Может папа Владика грохнуть? Наверное может, если захочет, только не здесь. А скорее всего, какую-нибудь пакость сотворит - заявление об изнасиловании, или еще чего.
-- Может, полстаканчика примешь, а? - участливо спросил Трофимыч, тебе бы поспать, отлежаться.
-- Полстаканчика? - с сомнением переспросил Игорь, проверяя свои ощущения. Похмелье, вроде бы прошло, но заглушить боль не мешало бы. Суки, неужели ребра сломали? - Если угостишь - за мной не пропадет, сам знаешь, решился он.
Трофимыч метнулся в дверь, затопал по лестнице. Через пять минут он принес почти полную майонезную банку, в которой плескалась прозрачная жидкость, бутерброд с засохшим сыром и рваную газету.
-- Вот, спиртяшкой разжились, - похвалился он, - не "Рояль" какой, а натуральный медицинский. Я тебе разведу, а ты уж сам принимай, по мере надобности. - Он развел спирт в пивной бутылке, затем намочил газету и протянул Корсакову, - на, приложи к морде. Оттянет, опухоль снимет. Правда, все равно завтра будешь разноцветный, как светофор.
-- Сам знаю.
Игорь выпил полстакана, откусил кусок бутерброда. Спирт ожег разбитые губы, но боль в ребрах понемногу отпустила.
-- Уф, - с облегчением выдохнул он, - ты иди, Трофимыч. Мне действительно отлежаться надо. Спасибо.
-- Не на чем, - Трофимыч пошарил по карманам, вытащил полпачки "Примы" и положил Игорю под руку, - вот еще тебе. Ну, давай, лечись.
Ночь прошла в полубреду: Игорь то забывался кошмарными снами, которых не мог вспомнить, то просыпался от боли в ребрах, снова пил спирт и проваливался в очередной кошмар. Утром он решительно отставил недопитый спирт, дотащился до ванной, кое-как разделся и, включив воду, уселся прямо на пол под струю воды. Воды была ледяная и его колотило так, что стучали зубы, зато в голове прояснилось. Ребра еще давали о себе знать, но боль отступила, будто спряталась вглубь тела.
Растеревшись тряпкой в разводах краски, Корсаков кое-как прибрался в комнате, даже пристроил на окна выбитую фанеру. Под сброшенными на пол холстами он обнаружил кошелек Анюты с двумя сотнями долларов. Видимо она сунула его под картины, пока папа и его охранники были заняты Игорем. Найдя маленькое зеркало, Корсаков полюбовался своим лицом. Нос на месте, зубы целы. Когда-то был симпатичным, как девчонка - приятели подначивали, попрекая аристократическим профилем и голубыми глазами. На девчонок глаза действовали, как половой аттрактант. Игорь повернулся к свету. Опухоли не было, но фонарь под глазом был на загляденье. Это ничего, решил он, бывало и хуже. Вот только глаза потускнели и выцвели, как у старика...
