, но в итоге он нам милее всех прочих, потому что ему позволено пасть, с нашей помощью. Звучит странно, но это так. Как Вотан был под кайфом от кольца, хотя ему говорили, что это будет его конец, самоуничтожение, если чего-то захочется. Хорошо, мы уйдем в пламя. Мы застрелим, один другого, а последний самого себя, и марш в пламя. Что останется? Что останется от нас? Эта смешная фигурка, эта пантера, она что-то дороговата, так что у дядюшки Скруджа копилка треснула. Вообще-то она была драгоценным камнем, однажды была настоящим драгоценным камнем, чем-то ценным, своим именем она обязана странному вкраплению руны в форме пантеры, так я понял. Так и живет, разве что поджигают ее. Не важно. Меч выкован, сделан героями, только один или другой и может это, ковать из железных опилок, он им и пользуется, этим умением. В то время как ты, дитя, беззаботно спишь, милая пантера скачет вокруг огня. До конца. Лишь бы ему не надоело! Нет, он не может перестать, это уже конец. Конец нужно положить самому, иначе это не настоящий конец. Только этот конец, который положен самим, тоже такой. Ты его не видишь, но он есть, он есть всегда, пока не подойдет к концу. Он не хочет продолжать, он не может продолжать, он хочет и получает конец. Где подошли к концу мыслители, мыслить начинают животные, и тогда за это дело принимаются даже художники. Ты этого даже не замечаешь. Тебе он не помешает, дитя. Тебе ничто больше не помешает. Мне тоже, но я его не понимаю. Плюшевая игрушка, простой знак, к тому же не нарисованный, отмеченный, как и мы, смертью, нарисованный как жизнь разрушения, преувеличенный, как стоимость акции, желанной сразу после выпуска, ни одной больше не найти, сразу же по завышенной стоимости, доступна также в плюше, мультяшная фигура, как веселое приумножение капитала, в которое все и упирается, что не доходит до упора! Людей влечет туда честолюбие. Они убивают людей, германцы, но кончат они так же, как мы, их боги, как все, как отец богов в бункере фюрера, как его жена, которая пусть и хотела иного, чем он, но получила то же самое, смерть, все хотят закончить, это конец всех, но в конце концов они научились этому у нас, тому, как положить конец. Это много работы, зато удовлетворительно или даже хорошо. Достаточно. Вся сгоревшая в огне работа – это прошедшая работа. Вся затраченная на убийство работа – это прошедшая работа, пока она не начнется снова. За нее принимались уже десять раз минимум, и заканчивали. Конец работы и все. Что остается? Предметы. Больше ничего. Сокровища снова в Рейне, сокровище в своей комнате, все милы друг с другом и к одному или нескольким при жизни, пусть и не к нам, пусть и не к десяти людям, а ко многим, возможно, ко всем, милы, но они все равно были, они были, а теперь они окончили. Все мертвы, что не означает, что они все окончили бы, но теперь все мертвы. Что остается? Предметы, хлам, мусор. Я не стараюсь подобрать рифму, здесь все в рифму, но к этому я рифму не подберу, вообще-то жаль, все мертвы, все мертвы, что остается: надпись на память Синди из Марцана
