Я распахнул окно настежь, и оно тотчас вырвалось из моих рук и ударилось о стену. Слабый звон подсказал мне, что часть стекла нижней рамы разбилась и упала на землю. Я высунулся, потянулся за окном, но напрасно шарил в темноте. Все было черно. Не должен ли быть на опрокинувшейся лодке фонарь или хотя бы лампа? Дурак, сказал я самому себе. Мачта, наверное, уже в воде и застряла между двумя обросшими ракушками валунами на глубине пяти метров. В таком случае они могут держаться за киль… но его накрывают эти тяжелые волны, и держаться за киль все равно что держаться за намыленный нож.
Я усердно искал безупречные причины, чтобы вернуться в постель и погрузиться в сон, и в конце концов попытался убедить себя, что все это лишь мое воображение. Однако вновь и вновь до меня доносился крик о помощи:
— Помогите!
К кому был обращен этот крик? К тому, кто его слышал.
Какие еще звуки могли быть в деревне, если не… Я перечислил: сова, собаки, петухи, черный дрозд (исключено) и, по мере перечисления, вяло, как в забытьи, затянул пояс на джинсах и подумал о том, как плохо я подготовлен с моими довольно слабыми мышцами и коротким дыханием, чтобы совершить геройский поступок в такую ночь, вроде этой, в ночь со второго на третье августа.
Уж не стали ли крики слабее? А может быть, это значит, что кричат не о помощи или у перевернувшегося рот наполнился холодной как лед морской водой? Вот я сижу здесь, — как я могу так сидеть в свои сорок лет, в здравом уме, воспитанный в христианской вере швед и почти что жаждать, чтобы крик прекратился, чтобы мне ничего не делать? Да это же убийство! По крайней мере, мысленное.
Затем я вспомнил об овцах. Это было для меня таким облегчением, что я улыбнулся в темноте на своем чердаке. Ну конечно же! Овцы! Крестьянин у шоссейной дороги только неделю тому назад обзавелся двумя овцами, коричневой и серой. Они были редкой породы и, привязанные, паслись на лужайке у дороги прямо перед фермерским домом. Их блеяние слышалось уже несколько дней. Может быть, съели всю траву, и пора было переносить столб, к которому они были привязаны.
Какая удача, что я вспомнил о них! Они существовали на самом деле. Я не придумал их по своей лени и слабости, чтобы не выходить в эту ненастную ночь! Я громко рассмеялся, чтобы убедить себя в их существовании. Ну конечно, как же я о них позабыл! Хорош бы я был, если бы меня не осенила мысль об овцах и я успел бы опять разбудить моего соседа-рыбака и его жену или позвонить в «Спасение на море», у которого в такую штормовую ночь, как эта, и без того хватало дел.
