Так и вошли в наше чтение «Сказки братьев Гримм» – насквозь немецкие и всецело общие. И если сложилось сыздетства некое представление о сумрачном германском гении – то о гении сказки. Внутри всех передряг двухсотлетия от Венского конгресса – до какого нынче? – под страшными масками и гримасами всегда жива и животворит та пряничная детская страна.
Немецкой сказке отменно повезло, ибо к ней всегда относились не как к детской забаве, но всерьез. К ней возвращались многократно, в разные эпохи – проповедники охотно привлекали занятные побасенки в качестве примеров, век Просвещения тоже увидел в сказке немало полезного, и Иоганн Карл Музеус в 1782–1786 году издал «Народные сказки немцев» – иные из них были более народными, чем сказки братьев Гримм, в том смысле, что Музеус действительно собирал фольклор в деревнях и городах и отсеивал все, казавшееся иностранным или книжным заимствованием. Но в духе своего времени он считал необходимым осуществлять сложную литературную обработку сюжетов. Еще больший интерес к отечественным сказаниям проявил другой Иоганн Карл – Нахтигаль, почему-то стеснявшийся своей звучной фамилии («Соловей»): «Народные саги» он предпочел в 1800 году издать под псевдонимом Отмар.
Слово «саги» связывало немецкие легенды с общим германским наследием, в особенности скандинавским. Так именовал легенды и Вильгельм Гримм, посвятивший им ученый труд. Параллельно со сказками братья подготовили также сборник преданий под общим названием “Deutsche Sagen”, разделив его на исторический и географический отделы. В этом собрании они чаще ссылаются на уже опубликованные источники – не только Отмара, но и Бюшинга (1812), и Готтшалька (1814).
Любовь к местным легендам, с точно названным городом, горой, селом или озером, не случайно укореняется с началом XIX века. Тут-то и основная причина особого везения немецкой сказки, того, что народная сказка для всех европейцев – в первую очередь германская, и только потом отечественная (англичане уже в середине XIX века грозились сократить братьев Гримм в детском чтении и заняться импортозамещением). Во всей Европе сказка – любимый жанр эпохи романтизма, первая половина XIX века жадно тянется к чудесным, а также к ироничным, чудовищным, странным сказаниям. И вера в народность – тоже общее место этой эпохи, так что собирательством сказок, их литературной обработкой занимались все дружно и практически одновременно. Однако в Германии эта эпоха совпала с недолгим пребыванием немецкоязычных областей в составе тогдашнего Евросоюза – Наполеоновской империи. Практически вся территория современной Германии и многие прилегавшие к ней области тоже с немецкой памятью были вырваны из своего благодушного самостоятельного бытия и вовлечены в мощное движение истории. А надобно учесть, что Германия на тот момент не была единой страной, но при полном сознании языковой и культурной общности представляла собой лоскутное одеяло княжеств, королевств, даже церковных областей. И когда «сорок сороков немецких отечеств» оказались вдруг провинциями или сателлитами стремительно наступавшей далее на восток империи, то пробудился и нежный интерес к своей малой и милой родине и потребность соотнести свое и общеевропейское. Тогда в Германии зародились индоевропейские исследования, проклюнувшиеся из понимания общности происхождения и культур, здесь составлялись первые своды универсальных мифов и первые компаративные словари (работа, в которой братья Гримм оказались одними из первопроходцев). И здесь же кинулись по крохам собирать именно местные сказания, успели вовремя, до того, как эти предания нивелировались в национальном государстве. Бременские музыканты остались бременскими.
