Когда снова обрел способность видеть, то сквозь радужную пелену разглядел мутную фигуру «долговязого». Тот, судя по позе молотобойца, уже изготовился для решающего удара. Сновид это не понял, а ощутил. Думать он был не в состоянии.
Чем думать, если в голове вместо мозгов каша из мякоти, как в расколотой тыкве? Поэтому мыслей не осталось. Но он ощутил дикое и яростное, рвущееся из сознания долговязого охранника:
…убью, свол…
И вдруг этот яростный утробный рык оборвался на полуслове. Или на полузвуке. «Долговязый» замер с зажатой в руке дубинкой. Потом качнулся. Качнулся сильней. И начал медленно заваливаться вбок.
Картина, если разобраться, выглядела хотя и странной, но приятной. К сожалению, Павел не успел ею насладиться. Едва до него дошло, что с «долговязым» происходит что-то непонятное, как возникла очередная и явная угроза. Воспользовавшись тем, что Сновид на время потерял не только зрение, но и координацию, на него навалился Устин.
Дубинку он, наверное, выронил раньше, но зачем человеку дубинка, если у него есть руки-крюки? Устин ими располагал и сейчас решил использовать «природный дар» по прямому назначению. А именно – вцепился в горло Павла.
Тот попытался разжать смертельные тиски, но силы были на исходе. В ключевой момент подвела правая рука, поврежденная еще в схватке с осмом. Он почти оторвал от горла правую ладонь охранника, ухватив его за запястье левой рукой. Но когда он попытался сделать то же самое правой рукой с левой рукой охранника, в локтевом суставе что-то хрустнуло. Следом руку пронзила острая боль – такая, что из глаз брызнули слезы.
Он проигрывал схватку – схватку ценой в жизнь. Каменные пальцы Устина уже обхватили гортань, сжимая смертельное полукольцо. Павел почти ничего не видел, кроме черной пелены, которая вдруг стала превращаться во вращающиеся круги. Он захрипел, широко раскрыв рот, но ничего не…
И тут ему удалось глотнуть маленький кусочек воздуха. Затем еще… и еще. Павел закашлялся и, наконец, оторвал от горла левую кисть Устина. Она подалась на удивление легко, как мертвая… Мертвая?!
– Ты еще жив, глупый чел? – услышал он чей-то звонкий голос.
– Что… кха-кха…
Сновид закашлялся. А потом разглядел Зюба. Тот стоял рядом, сжимая в лапке резиновую дубинку.
– Да помоги же мне! Он тяжелый, как дохлый котях. Эй, чел! Ты что, так и будешь с этим дерьмом в обнимку лежать?
Здесь до сознания Павла кое-что дошло. Прояснилось чуток сознание. Он спихнул с себя неподвижное тело охранника и, тяжело дыша, встал на четвереньки. Рядом, с противоположной стороны от Устина, валялся на земле «долговязый». Смирно так валялся, на животе, раскинув руки и не подавая признаков жизни. Взгляд Павла уткнулся в затылок охранника…
