с перепачканным сажей лицом, охранял резидентуру, преграждая путь “пожарным” из КГБ, которые могли вломиться в офис. Он отказался сдвинуться с места, несмотря на приказ посла
{66}.
Как вообще начался пожар? В штаб-квартире ЦРУ знали, что советские власти регулярно бомбардируют их московское посольство микроволновыми сигналами. Тернер постоянно поднимал эту тему и говорил, что его беспокоит “облучение” в посольстве. Кроме того, после пожара Тернер задумался, не мог ли КГБ специально спровоцировать возгорание, если не “облучением”, то каким-то иным способом. Что там вообще происходит? Сначала потеря Огородника, теперь загадочное воспламенение и “пожарники” из КГБ.
А неприятности продолжались. В сентябре московская резидентура потеряла еще одного агента — Анатолия Филатова, полковника советской военной разведки, который начал работать на ЦРУ в годы службы в Алжире. Филатов обменивался пакетами со своим куратором из ЦРУ — это была “автомобильная передача”, быстрый обмен предметами между двумя машинами, едущими рядом. Сотрудники КГБ наблюдали за этим из засады. Филатова арестовали, а оперативника ЦРУ и его жену выслали из страны{67}.
Тернер был ошеломлен. Неужели КГБ прослушивает их переговоры? Или его агенты внедрились в московскую резидентуру? Что, если где-то там “крот”? Тернер считал: когда система не работает, ее следует чинить. То же самое он намеревался сделать в ЦРУ. Он пошел на экстраординарные меры, приказав заморозить операции ЦРУ в Москве. Это был полный отбой: московской резидентуре было приказано не контактировать ни с какими агентами и не выполнять никаких оперативных действий.
Ничего подобного с “советским” отделом ЦРУ ранее не происходило. Тернер требовал, чтобы работа была остановлена до тех пор, пока отдел не гарантирует, что никаких сбоев больше не будет. Многие сотрудники секретной службы были в недоумении: Тернер что, не понимает сути шпионажа? Оперативники и агенты в принципе не могли устранить все риски. У них не могло быть никаких гарантий от провала{68}.
Хэтэуэй в Москве был в бешенстве. Решение Тернера казалось непостижимым. Оно противоречило всем жизненным принципам Хэтэуэя, его чувству долга и склонности к агрессивным разведывательным операциям. Теперь оперативники Хэтэуэя, вместо того чтобы работать с агентами, вынуждены были сидеть сложа руки. Хэтэуэй старался занять их, чем мог: поиском новых мест для тайников, составлением карт, подготовкой к тому дню, когда они смогут возобновить работу со своими агентами
