Утром он уже снова был за пультом "Оракула".
Теперь Тышкевич решил изменить тактику. Вчерашний суматошный вечер-это только проба, только разведка. Нужна система. Нужно последовательно исследовать вариант за вариантом. Прав Майкл: иногда пустяк, которому мы не придаем значения, способен перевернуть всю нашу жизнь.
Опять он работал до усталости, до изнеможения, до тех пор, пока кнопки не стали путаться перед глазами.
Варианты ветвились, число их увеличивалось в геометрической прогрессии.
Выбор! Выбор! Азартная дрожь снова била его. Не может быть, чтобы среди этих тысяч возможностей не нашлось такой, которая бы чудесным образом изменила его жизнь.
Экраны вспыхивали и гасли. Уже наугад, почти не глядя, он тыкал в кнопки выбора. Счетчик машинного времени подгонял его.
Черт подери, он никогда не предполагал, что его настоящая жизнь впрочем, что теперь называть его настоящей жизнью? - точнее сказать, его предполагаемая, его возможная жизнь так бедна событиями. К концу дня он был подобен игроку в лотерею, у ног которого валялась кипа пустых, порванных билетов.
По нарастающему гулу, по шарканью многих ног Тышкевич понял, что наступил вечер. Постоянные посетители заполняли лабиринт "Оракула".
"Еще один раз, еще только одна попытка,-говорил он сам себе.-И все, и отдых".
Ага, вот, кажется, что-то новое... Машина, взятая напрокат... загородное шоссе... автострада, ведущая к морю... Обгон, еще обгон... Скорость...
Тышкевич торопливо давил на кнопки. Чутье подсказывало ему: что-то маячило там впереди в этом варианте, что-то маячило...
Выбор! Выбор! Выбор!
Он даже не сразу понял, что произошло. Все тридцать экранов показывали одно и то же. Дымилась его машина среди нелепо сгрудившихся поперек шоссе других машин. Сквозь разбитое стекло Тышкевич увидел свое безжизненно обвисшее тело...
Разглядеть, жив он или уже мертв, Тышкевич не успел - его рука мгновенно метнулась к клавише возврата, как будто от этого движения руки, от быстроты реакции и правда сейчас зависела его жизнь.
Несколько минут Тышкевич сидел ошарашенный, потрясенный, не слыша ничего, кроме собственного сердцебиения.
Значит, это могло произойти с ним, могло случиться?..
А на экранах он опять был живой, улыбающийся, неторопливо усаживался во взятую напрокат машину. И снова каждый из тридцати экранов предоставлял Тышкевичу возможность выбора.
"Так, значит, отсутствие этой возможности, возможности выбора, и есть смерть?"-неожиданно подумал Тышкевич, с содроганием вспоминая, как толью что на всех экранах он был один и тот же, недвижимый, безжизненно застывший...
